Главная / История Российской империи / Юрий Булычев «Конфликт различных типов государственного сознания при Александре 2-м»

Юрий Булычев «Конфликт различных типов государственного сознания при Александре 2-м»

Александр 2Чтобы достичь большей культурно-исторической ясности в понимании природы конкретных противоречий рассматриваемой эпохи, нужно увидеть мировоззренческое существо социально-политического конфликта, разросшегося в 1860-70-х годах внутри русского общества. А в своем мировоззренческом существе названный конфликт определялся столкновением трех различных типов государственного сознания: православно-национального, либерального и социалистического.

Первое из перечисленных воззрений определялось традиционным пониманием государства как православной монархии, прежде всего призванной защищать истинную веру, культурные и бытовые традиции русского народа, его крестьянского большинства, являющегося социальной основой империи, хранителем русского национального духа. С православно-монархической позиции, верховная власть должна была иметь сверхклассовый религиозно-нравственный характер отеческого правления, чтобы быть способной заботиться о солидарности всех сословий и народов, о социальной справедливости и нравственном здоровье подданных. При этом, в целях духовного здоровья последних, русское православное государство покровительствовало всем традиционным религиям на территории России и сохранению культурной самобытности нерусских народов. Поскольку православное миросозерцание чуждо самодовлеющему культу личных прав и свобод, независимо от духовной направленности свободы, постольку традиционное русское государство ставило во главу угла принцип совестного служения Правде, обязанности перед Богом, Церковью, Отечеством, определяя ценность конкретных правовых норм и гражданских свобод их соответствием христианским религиозно-нравственным требованиям. Такое государство можно назвать положительно-консервативным, так как оно ориентировалось на объективные, положительные ценности и стремилось к их сознательному охранению вопреки всем стихийным историческим влияниям.

Либеральное миросозерцание, свойственное буржуазным западникам, предусматривало учреждение формально-представительного государства. Идея такого государства (которое искусственно учреждается и распускается согласно волеизъявлению его образующих индивидов, объединенных только внешними правовыми правилами) возникла в условиях Западной Европы, подытожив распад традиционного христианского воззрения на мир и на человека. По мере самоутверждения отдельного индивида, независимо от соответствия его идеалу христианской личности, на Западе происходила абсолютизация формально-правовых норм. Понятие о «правах человека» там определялось воззрением на человеческое существо как на изолированное частное лицо и, следовательно, отрывалось от христианской идеи первенства сверхличных обязанностей. Буржуазная формально-правовая цивилизация поощрив крайний индивидуализм, окончательно обособила личное «Я» от духовного «Мы» народа и утвердила понимание общества как механической совокупности частных собственников, а государства как органа наиболее богатых классов общества.

Социалистическая интеллигенция руководствовалась революционно-диктаторским типом государственного сознания. Социалисты отрицали как положительно-консервативное самодержавие, так и формально-представительный строй буржуазных западников, который последние мыслили учредить в рамках конституционной монархии или демократической республики. Революционно-диктаторское государство представлялось чрезвычайным средством социальной справедливости и земного счастья на путях разрушения всякого неравенства и насаждения общечеловеческого братства.

Нетрудно увидеть, что все кратко очерченные типы государственного сознания были духовно непримиримы. Если дух либерализма — есть дух самовольства и самопревознесения отдельной человеческой личности, утверждающий высшую ценность ее прав и свобод независимо ни от каких иных ценностей, то дух консерватизма — есть дух служения сверхличному, безусловно ценному, дух защиты объективной истины от произвола частных мнений и самодовлеющей свободы. Что же касается социалистической идеи, то, в том виде, в каком она укоренилась среди радикальной интеллигенции 70-х годов, эта идея излучала явно богоборческий и утопический дух предельной человеческой гордыни, посягающей на все традиционные духовные и культурные устои (в том числе на ценности права и свободы) ради построения некоего идеального «светлого будущего».

Принципиальные различия между выделенными воззрениями не исключали их некоторого взаимовлияния. Так либеральные идеи, как мы знаем, проникали порой даже на уровень верховной власти, многие консервативные мыслители были не чужды «социалистическому стремлению» к общественной справедливости и народному коллективизму, а крайние революционеры порой предпочитали сохранение монархии безнравственному и несправедливому буржуазно-демократическому «прогрессу» [1]. С чисто практической точки зрения, выработка нового самобытного общественного строя России в пореформенный период и должна была осуществляться на путях такого рода синтеза различных социальных воззрений. Однако нужно ясно видеть, что в вероисповедном, духовном смысле все три столь глубоко различные мировоззренческие установки естественным образом примириться не могли, но порождали глубокую социальную борьбу и политическое насилие (леворадикальный террор). Стало быть, упрочение исторической власти в России, ее способность дать отпор либеральному разложению положительно-консервативного государственного сознания русского народа и обуздать социалистов-революционеров становилась решающим условием нормального развития страны. Чем крепче и сильнее была царская власть, тем больше шансов было у России мирно изжить прискорбные мировоззренческие расколы, взаимное непонимание интеллигенции и народа и обрести большую органичность общественного сознания. История не только нашей страны, но и всех других стран свидетельствует, что только на почве религиозно-нравственного и национально-культурного консерватизма возможно укрепление общественной справедливости, расширение жизненной свободы и ее правовой обеспеченности, определяемой принципом служения и власти, и граждан безусловной Правде.

[1] Напомним, что Герцен горячо приветствовал отмену крепостного строя Александром II, протянув ему руку примирения со словами: «Ты победил, галилеянин!» Герцен полагал, что, поскольку русское императорство родилось из революционной потребности развития народных сил при общечеловеческом образовании, царизм силен до тех пор, пока ведет страну вперед. Для русской царской власти есть только два исторических исхода: переделаться в демократическое и социальное самовластье, что возможно, но что совершенно изменило бы его характер, — или окаменеть в Петербурге, теряя свое влияние, и наконец сделаться жертвою возмущения крестьян или бунта солдат.   Бакунин же писал в 1861 году о реальной перспективе для Александра — Освободителя стать первым русским земским царем, «могучим не страхом и не гнусным насилием, но любовью, свободою, благоденствием своего народа. Опираясь на этот народ, он мог бы стать спасителем и главою всего славянского мира… Он, и только он один, мог совершить в России величайшую и благодетельнейшую революцию, не пролив капли крови». Он может еще и теперь понять единственный путь к спасению себя и России. «Остановить движение народа, пробудившегося после тысячелетнего сна, — заключал мыслитель, — невозможно. Но если бы царь стал твердо и смело во главе самого движения, тогда бы его могуществу на добро и на славу России не было бы меры…» (Цит. по кн.: Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. Избр. произв. в 4-х книгах. Кн. 2. М.: Мысль, 1965.-С. 407-408.)