В курсах истории России еще с дореволюционных времен укоренилась привычка говорить о создании Московского государства прежде всего как о процессе политического самоутверждения хитрых и жадных московских князей. Для этого есть основания. Москва досталась наследникам одной из младшей линии Рюриковичей. Поэтому московский князь не мог надеяться по очереди старшинства занять великокняжеский престол и вынужден был раньше и решительнее других владетельных сородичей стремиться к укреплению своего положения, не задумываясь над старинными политическими преданиями и приличиями. Руководители московского княжества, используя благоприятное положение своей земли, развивают энергичную собирательную деятельность. Они быстро расширяют подвластную территорию, закрепляют за собой великокняжеский стол, поднимают свой авторитет как новые политические вожди русского народа и, наконец, выводят свой народ из состояния уныния и оцепенения, охватившего его в силу внешних несчастий.
Но за этим известным и довольно заземленным политическим сюжетом необходимо видеть великий культурно-исторический сюжет формирования духовно-национальной общности русского народа. А именно то, что московское государство, существуя в условиях натуральной экономики, ослабленной политической традиции, суровых, слабо освоенных северо-восточных пространств, малой плотности населения и бездорожья, добивается в краткие сроки поразительных успехов почти что исключительно за счет создания мощного духовного поля притяжения, стянувшего русские души энергией традиционных религиозных святынь.
Возрастанию самобытных объединительных начал в жизни русского народа послужило и само перемещение вглубь страны, подальше от инородных западных влияний, жизненного и духовного центра великорусского племени. Откочевав от старого днепровского очага, подвергшегося историческому разрушению, народ уединился в лесах центральной России, вновь воздвиг принесенную с собой святыню веры и раздул искру православно-национального самосознания, возгоревшуюся еще в киевские времена. Теперь уже высокий церковный дух, а не дохристианские земские чувства стали всенародной силой организации общественной и государственной жизни.
Огромную роль в очередном духовном подъеме Руси сыграло приобретение Москвой значения русской церковной столицы. Вместе с основной массой народа церковный центр естественно переместился на северо-восток. Кафедра митрополита, отбыв из опустевшего Киева, после промежуточной остановки во Владимире, прочно утвердилась в Москве, где был выстроен Успенский собор, иконостас которого стал составляться из икон, привозимых изо всех русских княжеств. Для весьма конкретного народного сознания понятия Русской земли, Церкви и государства, как отмечали мы ранее, неразрывно сопрягались с определенным храмом, который народ призывался оборонять до последней капли крови. Каждый город и политический центр раздробленной Руси имел храмовый символ, воплощающий связь земли и государственности в религиозной святыне. Церковью же всех церквей русских стал Успенский собор Московского Кремля, который начали строить отечественные мастера (1326), а завершил крупный итальянский мастер Аристотель Фиораванти (1479).
Интересно заметить, что в Москве Фиораванти не позволили строить так, как он привык в Италии. Ему были даны совершенно точные указания: поехать во Владимир, осмотреть там Успенский собор и затем создать храм в Москве по образу владимирского. Итогом работы архитектора явился выдающийся памятник зодчества, сочетающий лучшие черты древнерусской архитектуры с достижениями итальянской. Успенский собор, став центральной, общенациональной святыней, придал новое значение Богородице как покровительницы русского государства [1].
Помимо общенационального церковного центра и чисто духовного «поля притяжения», распространяемого Москвой, явились живые носители религиозно-нравственной власти, главным из которых в ХIV веке стал преподобный Сергий Радонежский (в миру, Варфоломей Кириллович, 1314–1392).
Великий святой Московской Руси родился в окрестностях Ростова Великого. После смерти родителей в г. Радонеже (город в настоящее время не существует), куда они переехали с сыновьями, Варфоломей с братом Стефаном посвятили себя иноческой жизни. Братья нашли уединенное место в дремучем лесу, в более чем 10 верстах от Радонежа, и устроили там жилице и церковь. Варфоломей постригся в монахи 24 лет от роду, приняв иноческое имя Сергий, брат же Стефан покинул его, не вынеся тягот пустынножительства. Трудна и опасна была одинокая жизнь Сергия в лесном урочище. Но упорный подвижник все превозмог. Через два года к нему стали приходить люди. Они просили отшельника взять духовное руководство над ними. Сергий отговаривал каждого, ссылаясь на трудности лесной иноческой жизни, однако многие оставались. В возникающем иноческом братстве он стал поваром и пекарем, мельником и плотником, а также портным, не брезгуя самой черной работой. Когда набралось более 10 человек, были построены келии и обнесены оградой. Сергию пришлось стать игуменом и он начал строить монастырскую жизнь, в продолжение киево-печёрской традиции, на основе строгого общежительного устава. Так в конце 1330-х было положено начало Троице-Сергиевой лавре.
Богословские созерцания Сергия Радонежского были посвящены Пресвятой Троице. По выражению жизнеописателя святого, он, основав свою монашескую общину, «поставил храм Троицы, как зеркало для собранных им в единожитие, дабы взиранием на Святую Троицу побеждался страх перед ненавистною раздельностью мира». Есть основания считать, что преп. Сергий осознал смысл образа троичного Божества как всевышнего идеала человеческих отношений, согласно которому Русь призывалась Сергием строить свою народно-церковную, общественную, государственную жизнь. Мощное влияние таким образом понятого символа Троицы обусловливает утверждение с московских времен русского православного праздника Троицы, неизвестного в Византии, обилие у нас Троичных храмов и икон, и особый духовный авторитет в великорусской жизни Троице-Сергиевой лавры.
Этот монастырь, основанный преп. Сергием в 70 км. северо-восточнее Москвы уже во второй половине XIV в. превратился в знаменитую обитель, которую знали не только на Руси, но в Византии и других странах. Деятельность монастыря способствовала централизации русских удельных княжеств, освобождению Руси от золотоордынских завоевателей и польско-литовских интервентов. На протяжении многих веков Троице-Сергиева лавра – крупный центр русской культуры. В начале XV в. здесь составлялся общерусский летописный свод, была собрана громадная библиотека древних рукописей и книг старой печати, а также коллекция древнерусской живописи и прикладного искусства. Ныне всемирно известный архитектурный ансамбль Лавры создавался с XV в. по начало XVI столетия. Там работали столь известные деятели искусства и культуры, как Епифаний Премудрый, Андрей Рублев, Даниил Черный, Авраамий Палицын, Арсений Суханов и многие другие. Выходцы из Лавры – ученики преподобного Сергия, а в последствии ученики его учеников основали новые монастыри, которые становились центрами освоения земель на Русском Севере [2]. Отец Павел Флоренский считал, что Лавра, как Дом Живоначальной Троицы, есть архитектурное воплощение Русской идеи, излучающее дух высшей гармонии, целостности и уравновешенности, а создатель этого Дома, преподобный Сергий – ангел хранитель России.
В самом деле, огромная, проникновенная сила духа, свойственная Сергию Радонежскому делает его выдающимся православным подвижником в нашей истории. Описание житья преподобного наполнено чудесными явлениями, происходящими вокруг него, часто сопряженными с излиянием энергий Фаворского света [3]. Обладая богословско-мистической одаренностью, Сергий Радонежский не чуждался активного участия в строительстве нового великорусского общества и государства, выступая посредником в переговорах между враждовавшими князьями, благословляя святого благоверного князя Дмитрия Донского на Куликовскую битву, являясь выдающимся носителем религиозно-нравственной власти, скрепляющей духовным единодушием народ развивающейся державы.
В качестве важного духовного импульса, способствовавшего богословско-мистической и общественной деятельности преп. Сергия, а также становлению православной Великороссии, следует рассматривать влияние византийского исихазма.
Исихазм (от греческого слова «исихия» – «безмолвие», «покой») – глубоко традиционная для Православия практика мистического богопознания на путях «священнобезмолвия». Она определяет принципиальное отличие православной традиции, как сокровенно-мистической, благодатно-духовной и эзотерической, от более социально ориентированных, исторически обмирщенных католицизма и протестантизма. Практика исихазма – сосредоточение всех сил человеческого существа на приобщении к Богу [4] . Эта практика предусматривает строгий пост, предназначенный ослабить влияние плоти на жизнь души и лишить пищи плотские страсти; «сведение ума в сердце», что интегрирует и органически объединяет силы телесные, душеные и умственные, подготавливая тем самым человека для восприятия единой энергии Бога; непрестанную молитву Иисусову, энергично устремляющую внимание, а точнее все духовно-телесно интегрированное существо исихаста на Божественное Лицо и приводящую к восприятию Самого Бога в Его энергии. Причем в «вертикали» богообщения осуществляется не только просвещение ума, но преображение тела, что коренным образом изменяет качество самого человеческого бытия. При несоизмеримости двух природ, Божией и человеческой, вследствие вхождения духовно-смысловой энергии Божества в наше существо последнее претерпевает целостное преображение. В.Н. Лосский указывает, что сверхъестественный свет Фаворский, изливающийся на подвижника при богообщении, есть видение и чувством, и умом, превосходящее всякую одностороннюю чувственность и чисто умственный опыт. Поскольку Бог дает познать себя всему человеку, то мы не можем говорить об Откровении как только о чувственном или умственном видении. Здесь преодолевается дуализм между духом и материей и проводится чисто религиозная грань между тварным и нетварным [5].
Исихазм известен с самого начала христианства (поскольку прообразом исихастской практики служит Пребражение Господне), но своего полного развития достиг в ХI – ХIV вв. у выдающихся святых подвижников – Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, Григория Паламы. Практика исихазма формально подобна такому универсальному для нехристианского Востока пути духовного созерцания, как раджа-йога. Однако если последняя ориентирует подвижника на достижение посредством внутреннего озарения («самадхи») полного тождества с некой безличной безусловной реальностью, то путь исихазма ведет к встрече с личностным Богом.
В Россию исихазм пришел вместе с традицией созерцательного монашества из Византии после принятия христианства. В XIV веке в Византии и славянском мире исихазм стал приобретать социально и политически активного движения с целью противодействия идеям европейского гуманизма, Возрождения и первым признакам секуляризации культуры. Это движение зародилось в монастырских кельях, получило во время богословских споров Григория Паламы с Варлаамом свою теорию и затем стало важным явлением общественно-политической жизни, оказавшим существенное влияние на другие православные страны.
Ориентация исихазма как духовно-социального движения определялась задачей реставрации и обновления восточно-христианской традиции, в то время как в Западной Европе развивалась идеология Ренессанса, направленная на отрицание средневекового духовного опыта. Часть движения исихастов была связана личными отношениями по всей Восточной Европе и образовала наднациональную общину, соединившую славянские страны узами религиозно-культурного родства.
Между исихастами разных православных стран в XIV в. существовали прямые личные связи, в которые был включен и Сергий Радонежский. Для Руси этот последний импульс духовности, полученный от политически слабеющей Византии, приобрел значимость прощального наставнического благословения. Он совпал с национальным подъемом русского народа и влил благодатную энергию в молодое, крепнущее московское государство.
Своим многогранным служением Православию и Руси Сергий Радонежский содействовал духовному подъему русской культуры конца XIV – XV вв. и, в частности, воспитанию духовно-созерцательного дара Андрея Рублева, отразившего богословские воззрения преп. Сергия в уникальной иконе «Троица».
Вместе с редкой мистической одаренностью Сергий Радонежский проявил высокий национально-патриотический дух, став активным участником строительства нового русского общества и государства, благословившим его национально-освободительную борьбу.
Сергий и его духовные чада стали носителями религиозно-нравственной власти, скрепляющей духовным единодушием народ развивающейся державы. Живыми очагами этой власти в первую очередь были монастыри. Со времени Сергия наблюдается возрастающее стремление к иночеству. По указанию В.О. Ключевского, за сто лет с 1240 по 1340 год возникло всего три десятка новых монашеских обителей, в то время как в последующее столетие (с 1340 по 1440) было основано до 150 новых монастырей. Стремление покидать мир, замечает по этому поводу историк, усиливалось не от того, что в миру скоплялись бедствия, а по мере того как в нем возвышались нравственные силы. Причем с половины ХIV века численный перевес получают монастыри, возникающие в лесной глуши, требующей освоения. Многочисленные лесные обители, по словам Ключевского, становились опорными пунктами крестьянской колонизации, служа для переселенца-хлебопашца и хозяйственным руководителем, и ссудной кассой, и приходской церковью, наконец, приютом под старость. «Вокруг монастырей оседало бродячее население, как корнями деревьев сцепляется зыбучая песчаная почва. Ради спасения души монах бежал из мира в заволжский лес, а мирянин цеплялся за него и с его помощью заводил в лесу новый русский мир. Так создавалась верхневолжская Великороссия дружными усилиями монаха и крестьянина, воспитанных духом, какой вдохнул в русское общество преп. Сергий» 1 .
А вот как пишет об этом же другой известный исследователь нашего прошлого Е.В. Барсов: «Из обители Сергиевой ученики разошлись в пределы Суздальские, Ростовские и Белозерские. В отдаленных углах северо-востока появились колонизаторы и просветители, кои, находясь в живом общении друг с другом, представляли собою целый нравственно-властный мир, к коему обращены были взоры не только сел и деревень, но и городов и областей. И мир этот, в лице иноков, состоял из бояр, клириков, купцов и крестьян. Дмитрий Донской, ценя значение этих людей, со многими входил в непосредственные сношения и оказывал такое внимание, коему дивились окружающие. Народный взор от мира этих подвижников невольно устремлялся к великому князю Московскому и видел в нем блюстителя народной веры и ревнителя благочестия. Монастыри и пустыни, основанный учениками преподобного Сергия в лесах и дебрях, остановились таким образом узлами, связывавшими нравственно области с Москвою, и выдвигали Московского князя как носителя и представителя народной веры»[6] .
В духовно переломное время Сергия Радонежского тяжесть государственной власти легла на плечи молодого московского князя Дмитрия Ивановича, ставшего впоследствии святым Русской Церкви Дмитрием Донским, и его мудрого наставника митрополита Алексия. Обостряющиеся отношения с татарами московский князь решил не смягчать, а, наоборот, довести до открытой всенародной борьбы. Прямую угрозу Руси представляла тогда часть бывшей Золотой Орды, принявшая мусульманство и руководимая талантливым полководцем и умным политиком ханом Мамаем. Мамай заручился финансовой, военной и политической поддержкой предприимчивых, корыстолюбивых и агрессивных католиков-генуэзцев, которые построили крепости в Крыму, развернули бойкую торговлю среди поволжских татар и начали проникновение в русские земли. Таким образом, Русь должна была организовать отпор наступлению объединенных сил мусульман и католиков, что придавало русской борьбе смысл защиты не одних политических интересов, но и отстаивания Православия.
Не просто далось святому Дмитрию решение начать войну с сильным противником. В канун нелегкого выбора умер многоопытный митрополит Алексий. Часть приближенных князя советовала договориться с Мамаем и генуэзцами, подчиниться их требованиям. Но понимающий необходимость решающей битвы князь обратился к духовному авторитету преп. Сергия.
18 августа 1380 г. Дмитрий Иванович с князьями других областей и воеводами приехал в Троице-Сергиеву лавру. Начался молебен. Во время службы в монастырь прибывали гонцы с известиями о продвижении вражеского войска. После службы и трапезы Дмитрий попросил благословение преподобного на битву с врагами. Испытав решимость князя, Сергий благословил крестным знамением опустившегося на колени Дмитрия и шепнул ему на ухо: «ты победишь». Преподобный дал помощниками князю двух иноков, бывших воинов, Ослябю и Пересвета, да вдогонку еще послал грамоту: «Иди, господин, иди вперед, Бог и Святая Троица помогут!»
8 сентября 1380 г. объединенное войско татар и генуэзцев потерпело сокрушительное поражение. В течении всей тяжелой Куликовской сечи преподобный сосредоточенно молился и рассказывал братьям о ходе сражения, называя имена павших воинов.
Куликовская битва открыла новую эпоху нашей истории – эпоху подъема русского духа, его очередного творческого порыва. Панический ужас перед татарами, жалкая трусость, уныние, вялость воли и тоскливая беспомощность остались в безвозвратном прошлом. Русский народ вновь поднялся после исторического своего падения, показав один из главных признаков великой нации – умение обретать силу духа, в критический час сплачиваться вокруг своих вождей и давать дружный отпор чужеродной силе.
[1] Наше православное предание содержит множество духовных фактов покровительства Богородицы, чудодейственности Ее икон, неоднократно спасавших молодую московскую державу. Один из наиболее памятных случаев помощи Матери Божией граду Москве связан с нашествием страшного азиатского завоевателя Тамерлана, который вторгся в 1395 году со своими полчищами в рязанские земли, взял г. Елец и двинулся на Москву. Русских людей, помнивших о разорительных татарских нашествиях, охватил ужас. Великий князь Василий Дмитриевич вышел с войсками навстречу врагу и остановился на берегу Оки у Коломны. Поскольку наступил Успенский пост, князь призвал народ строго поститься, стать на молитву и перенести уже прославленную многими чудесами Владимирскую икону Божией Матери из Владимира в Москву. Десять дней продолжалось шествие великой святыни. По обеим сторонам дороги стояли на коленях толпы православных и молитвенно взывали к иконе о заступничестве. В Москве икона была торжественно встречена и помещена в Успенский собор. Тамерлан же, в час встречи иконы спавший в своем шатре, увидел во сне высокую гору. С горы к нему спускались святители с золотыми жезлами, а над ними в воздушной среде стояла лучезарная Дева, окруженная несметным числом молниевидных воинов с огненными мечами. Обратив грозный взор на Тамерлана, Дева повелела ему оставить пределы Русской земли. В страхе проснувшийся завоеватель, прозванный «бич народов», потребовал от приближенных мудрецов объяснить ему значение сна. Ответ был таков: «Дева, явившаяся тебе, есть Мать христианского Бога, неодолимая Заступница русских». Тамерлан дал приказ своим полчищам повернуть назад. Москва была спасена.
[2] После кончины преп. Сергия Лаврой руководили известные игумены, архимандриты и иерархи Русской церкви – преподобные Никон и Дионисий Радонежский, Антоний Медведев, святители Платон Левшин, Филарет (Дроздов), Иннокентий (Вениаминов), священномученик Владимир (Богоявленский). В 1741 г. в Лавре была открыта Троицкая семинария, а в 1814 г. туда же перевели из Московскую духовную академию. После октября 1917 г. все имущество Лавры и академии было национализировано, и на основе историко-художественных и архитектурных памятников Троице-Сергиевой лавры создан Государственный музей-заповедник. В 1919 г. Лавра и Московская духовная академия были закрыты по указанию советских властей. Деятельность монастыря была возобновлена в 1946 г., а в 1947 г. открылись Московские духовная академия и семинария. Хотя после 1983 г. резиденция патриарха переместилась в Данилов монастырь, Троице-Сергиева лавра сохраняет свой высокий статус важнейшего иноческого и духовно-просветительного центра Русской церкви.
[3] Фаворский светом называется в православной традиции излияние нетварных энергий Божиих. Название восходит к акту светового Преображения Господня на горе Фавор.
[4] См.: Алексадр Геронимус, прот. Богословие священнобезмолвия // Синергия. Проблемы аскетики и мистики Православия М.: Ди-Дик, 1996. С.151-176).
[5] См.: Лосский Вл. Паламитский синтез // Богословские труды. Сб. 8. М., 1972. С. 200.
1 Ключевский В. Значение преподобного Сергия Радонежского для русского народа и государства // Русский архив. Русский исторический журнал. – М.: Столица, 1990. С. 83.
[6] Барсов Е.В. Исторические основы царской власти на Руси (в народных песнях и преданиях) //Летописный и лицевой изборник дома Романовых. Вып. А. С.77.