Социально-культурное развитие Руси в период распада Киевского государства и политической раздробленности русских земель определяется болезненным противоречием между религиозно и нравственно укрепляющимся русским национальным единством, с одной стороны, и княжеским многовластием, неизбежно раскалывающим государственную целостность страны, с другой. В то время как русские все более ясно начинают осознавать свою принадлежность к одной религии, одной земле, одной национальной общности и одной культуре, государственное устройство Руси развивается в обратном направлении. По мере умножения числа членов княжеского рода, разрастания и обособления его ветвей, идея родовой общности правителей уже не может политически скреплять Русь. Отдельные князья стремятся прочно гарантировать свои права на княжения, передавать их от отца к сыну, что превращает уделы Великого княжества Киевского в самостоятельные политические единицы. Но политический распад Киевской Руси, как мы видели, не только не ослабляет чувства внутренней связи русских людей, а, в силу единой веры, уже утвердившегося языкового и культурного родства, резко усиливает ощущение ими духовно-национального единства.
Этому весьма способствует тяжкое иноплеменное иго, установленное татарскими ханами над Русской землей. Татаро-монголы обостряют национальное самосознание русских, которые все острее сознают свое этническое, культурное, вероисповедное отличие от татар и потребность в национально-государственном объединении. Тем самым предполагается вызревание новой государственной идеи русского народа – идеи уже не родового правления, а верховной власти, выражающей общность веры, национальной культуры и общенародной судьбы.
Верховным фактором русской общности в пору политической раздробленности становится церковная организация, конкретно символизируемая для народа повсеместно возвышающимися Божиими храмами. (Исследователи полагают, что с середины Х в. до 40-х годов ХIII в. на Руси было построено около 10 000 церквей.) Именно с Церковью как мистическим обществом христиан и с церковью как храмом, духовно централизующим социальное пространство, русские, прежде всего, начинают связывать идею своего национального единения.
Не забудем, что Русская Церковь являлась институтом единоначалия. В отличие от киевских князей, главенство которых в раздробленной стране было чисто символическим, духовная власть митрополитов оставалась незыблемой. Их авторитет был непреложным для всех епархий Руси и для удельных князей. Управляли епархиями, которые в ХII – ХIII вв. территориально приближались к княжествам, епископы, назначавшиеся митрополитом и великим князем чаще всего из представителей киевского духовенства. (К примеру, только из Печерского монастыря вышло около 50 епископов). Исторические источники свидетельствуют, что церковные пастыри разумели под Русской землей все пространство Древней Руси в пределах которого жило православное население. Поэтому митрополит и епископы постоянно заботились о предотвращении княжеских усобиц, одинаково унимая и правых и неправых.
Свидетельством углубления и духовного утончения церковного самосознания русского народа может служить сказание о церкви невидимого града Китежа, родившееся в пору политического распада Руси и татарского нашествия [1]. Суть этого сказания, в изложении С. Дурылина, такова.: В
Князь Георгий Суздальский построил город Больший Китеж, близ с. Владимирское на озере Светлояр (ныне Воскресенский район Нижегородской области), и в городе три церкви: во имя воздвижения Честного и Животворящего Креста Гоподня; во имя Пресвятой Богородицы Успения: во имя Благовещенья. Три года строился Больший Китеж, был закончен к 30 сентября 1167 г. и простоял до Батыева завоевания. Когда войска Батыя подошли к Большему Китежу, то по молению жителей город стал невидим и будет таковым до пришествия Христа. Существуют три варианта легенды: город укрыла земля; Китеж скрылся в озере Светлояр; Китеж стоит на месте, но люди в силу своих грехов его не видят.
В народном сознании укрепилась мысль, что православные обитатели невидимого града, непрестанными молитвами в незримых церквах, духовно покровительствуют земле Русской, что сокровенная молитвенная жизнь Китежа открывается лишь людям праведной жизни и принимает только того, кто идет к ней путем внутреннего подвига, любви к Богу и ближнему. Хождение на берега Светлояра стало традиционной формой паломничества русского народа, для которого берега священного озера явились символическим местом духовного соединения с жизнью иного, до поры скрытого мира. В коленопреклоненных верующих, молящихся у Светлояра, земная Православная Русь как духовная общность лиц, Христом соединенных, встречалась с Русью запредельной, преображенной в вечности, уже вышедшей из пределов видимой действительности и вступившей в Царствие Божие.
Тонким православно-русским смыслом рассмотренной легенды объясняется ее многогранное духовное воздействие на отечественную культуру. Китежское сказание получает новый импульс в движении староверов, дань этому сказанию отдают русские поэты (А.Н.Майков, Н.А.Клюев, М.А.Волошин, С.М.Городецкий), прозаики (П.И.Мельников-Печерский, М.Горький, Д.С.Мережковский), художники (В.М.Васнецов, Н.К.Рерих, И.С.Глазунов). По мотивам китежской легенды создана опера Н.А.Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии».
[1] Как показывают исследования, в основе рукописной традиции Китежской легенды находится два источника: «Китежский летописец» (1237), содержащий рассказ об основании Большого и Малого Китежей князем Георгием Всеволодовичем Суздальским, а также о гибели городов в дни нашествия Батыя, и «Повесть и взыскание о граде сокровенном Китеже», апокрифическая легенда, зафиксированная в более чем десятке списков XVIII-XIX вв., хранящихся в архивах Петербурга и Москвы, о райском месте на земле. Слово «Китеж», вероятно, происходит от древнерусского «Кидекша» — «покинутое место»; отсюда варианты: Китеш, Кидиш, былинное Покидош и др. Образы и мотивы Китежской легенды чрезвычайно популярны в русском фольклоре. Тема сокровенного града (государства) праведников встречается в социально-утопических сказаниях о Беловодье, Опоньском (Японском) царстве и «граде Игната». Отголоски китежских преданий обнаружены в былинах об Илье Муромце и Суровце Суздальце, в духовных стихах о Егории Храбром.