Главная / История Руси с крещения до Петра I / Юрий Булычев «Усиление западного влияния в культурной жизни и культурном самосознании, полемика восточников и западников»

Юрий Булычев «Усиление западного влияния в культурной жизни и культурном самосознании, полемика восточников и западников»

Симеон Полоцкий

Симеон Полоцкий

Как мы знаем, православное население Московской Руси относилось в иноверцам-иностранцам весьма подозрительно. Польско-шведская интервенция в период смутного времени не без оснований усилила это чувство в народной среде. Во второй половине XVII в. отец Михаила Федоровича Романова патриарх Филарет, пробыв десять лет в польском плену, был решительным противником всех западных влияний. Он поставил одной из своих главных задач защиту Православия и нашел сочувственную поддержку со стороны многих русских, недовольных подражанием своих соотечественников иноверцам в нравах и одежде. Русские церковные и мирские власти применили решительные меры против распространения вредных европейских привычек, в частности табакокурения. В 1630-х гг. людей, куривших табак, в России могли сурово наказать и даже лишить носа. В 1633 г., по требованию Филарета, все иностранцы, жившие в Москве, были переселены из столицы за Покровку на реку Яузу в особую слободу, позже названную «Немецкая», чтобы предотвратить постоянное общение с ними православного населения. В Немецкой слободе в первые годы ее существования насчитывалось до тысячи человек. Там было построено несколько протестантских церквей, разноплеменное население пребывало в достатке и непринужденности. По словам В.О. Ключевского, это был уголок Западной Европы, приютившийся на восточной окраине Москвы. У жителей Немецкой слободы верхушка московского общества быстро перенимала изобретения европейкой цивилизации. Цари и боре, подражая иноземным примерам, стали ездить в нарядных немецких каретах, обитых бархатом и с хрустальными стеклами, строить каменные дома, украшать комнаты картинами и часами.

Так что попытки внешним образом ограничить общение с иностранцами не могли дать должный эффект, в смысле защиты традиционной православной культуры, без углубления и развития русского культурного самосознания, без умения отделять общеполезные ценности европейской цивилизации от неприемлемых для русских чужих верований. В столице и других городах жили тысячи немцев, датчан, шведов, шотландцев, нанятых на русскую службу или же оказавшихся в пределах Руси по другим причинам. Их было невозможно изолировать от коренного населения, более того, без помощи иностранных специалистов правительству уже нельзя было обойтись.

С 1630 года началось создание «полков иноземного строя» – солдатских, рейтарских, драгунских. При отце Петра I уже значительная часть военачальников была нерусского происхождения, продолжалось проникновение иностранных слов в русский язык. Ощущая надобность в иноземных знаниях и ремеслах, правительство неоднократно издавало указы, защищающие чужестранцев-иноверцев от неприязни простого народа.

Возрастающие культурные потребности русского общества во второй половине XVII в. указывали на необходимость развития богословского и философского просвещения. Новые проблемы общественно-культурной жизни России, усиливающееся влияние европейской цивилизации требовали глубокого осмысления и поиска новых источников идей, способных вооружить православных священнослужителей и мирян для защиты своей религиозной и культурной традиции от наступления протестантской пропаганды и секулярной идеологии.

Между тем, несмотря на семивековую связь Русской Церкви с Византией, греческое священноначалие не предприняло должных усилий для создания богословской школы на русской почве. В России XVII века явно не хватало ни богословско-философских знаний, ни литературы для обеспечения русских умов надлежащими пособиями для неотложной интеллектуальной работы. В этих условиях в образованных кругах наблюдалось заметное влияние латино-польского просвещения, идущего в Москву через Малороссию, против которого выступали сторонники греко-православного просвещения.

Последние, назвавшие себя «восточниками», заботились о вероисповедной оценке образования. Они усматривали тесную связь между православной верой и греческим просвещением и подчеркивали ценность старинных учений о московском царстве как оплоте мирового Православия. «Восточники» полагали, что греческое учение чище, духовнее латинского, свободно от рационализма, присущего латинским толкованиям церковного предания. В аргументацию сторонников греческого просвещения входила также антипатия к иноземцам, не случайно «восточники» называли латинское письмо «козлищем инородным».

Один из решительных и стойких защитников интересов вселенского Православия иерусалимский патриарх Досифей писал в грамоте царю Федору Алексеевичу, что русский царь, как поборник всего Православия, обязан нигде в своем царстве не позволять никакого обновления православной веры и понимать, что ее нельзя примирить с латинским учением, гибельно влияющим на православных. Лучше евангельская простота соединенная с добродетелью, чем латинская мудрость, полагал Досифей, и заключал, что тот, кто предпочитает латинский язык греческому, а вместе с ним и начала латинской образованности, тот еретик и нечестивый [1] .

Однако воззрения восточников трудно было сделать основой развития русского просвещения, в силу того, что авторитет греков был подорван в глазах московского общества их существенным участием в расколе Русской Церкви, а также явным упадком нравственности и просвещения в греческом мире, последовавшим после завоевания его турками.

Исторические документы свидетельствуют о том, что многочисленные греческие путешественники, посещавшие Москву, оказывали раздражающее и отталкивающее впечатление на москвичей упадком своей веры и низостью нравственного сознания. Греческие священнослужители и даже патриархи, прибывавшие с православного Востока, не стеснялись указывать на желание получить денежную милостыню от русского царя, о размерах которой они без смущения торговались, открыто выражали усталость от долгих русских церковных служб и строгих постов. Греческие монахи и епископы обычно привозили с собой старые иконы, мощи, книги, которые продавали царю или Церкви за крупные суммы. При этом нередко под видом архиереев в Москву прибывали греческие авантюристы, привозившие поддельные «святыни». Как указывает С.А. Зеньковский, «появление греческих епископов и патриархов приняло в середине семнадцатого века характер массовой эпидемии и, в конце концов, русское правительство было вынуждено устроить на границе особый опросный пункт для этих просителей милостыни и других земных благ…

Дискредитированию греческого духовенства способствовали и донесения, получаемые из Константинополя и других центров Ближнего Востока от русских дипломатических и церковных агентов и самих патриархов. В 1549 году патриарх Парфений Константинопольский сообщал в Москву, что разложение греческого духовенства перешло все границы вероятия и что царь даже не поверил бы известиям о страшных преступлениях и изменах, которые происходили в греческой церкви» [2].

Самые серьезные сомнения в греческом авторитете русским людям внушала не только низость нравственного уровня греческих гостей, но и разрушение греко-православной научной школы. Сами греки, обучавшиеся в западных странах и печатавшие там свои богослужебные книги, свидетельствовали о жалком положении науки в своем отечестве. Все, что грек с XVI века мог привнести в московскую школу, замечает известный исследователь, заключалось единственно в преподавании знаний, вынесенных из европейских университетов, на греческом языке, вместо латинского. Желая играть выгодную и почетную роль посредников между западным просвещением и Россией, греки хотели, чтобы русские лучше вовсе не учились, нежели бы учились у западных народов непосредственно [3].

Очерченные культурно-исторические обстоятельства вполне объясняют, почему во второй половине XVII века в среде русского образованного общества наметился перелом в пользу не «восточников», а «западников». Причем на стороне последних оказалось правительство, которое было озабочено прежде всего техническим усовершенствование русской цивилизации за счет сближения с европейской культурой.

Важнейшим фактором влияния «западников» в сфере просвещения явилась Киевско-Могилянская коллегия, поставлявшая в Великороссию представителей латино-польской образованности. Потребность в развитии просвещения заставила московское правительство приглашать в Москву малороссиян, образованных в духе латино-польского «западничества». Число такого рода переселенцев особенно возросло в период русско-польской войны из-за Малороссии. Одним из видных представителей «западнического» направления во второй половине XVII века явился белорусско-русский мыслитель Симеон Полоцкий (1629-1680), который в 1664 г. поселился в Москве.

Симеон Полоцкий обучался только на латинском языке в Киево-Могилянской школе и, вероятно, в Виленской иезуитской коллегии. В круг интересов мыслителя входили богословие, моральная философия, вопросы общественно-государственной жизни. В своих богословских сочинениях Полоцкий обнаружил признаки католической учености и схоластической традиции, преклоняясь перед авторитетом Фомы Аквинского и Аристотеля.

Учение о мире Симеон Полоцкий строил в духе средневековой схоластики, рассматривая сотворенный мир как подобие книги, которую следует познавать посредством чувства и разума. Процесс познания он сравнивал с процессом приема пищи: чувства дают питание, ум его пережевывает и поглощает посредством памяти. В сочинениях мыслителя ясно проявляется светский подход к миру и познанию с точки зрения здравого смысла. Даже в богословских сочинениях Полоцкий ссылается на воззрения античных философов и на данные естествознания и придает философской мудрости достаточно самостоятельное значение. Он учит о существовании двух истин – истины веры и истины нравственной философии, отдаляя таким образом сферу научно-интеллектуального познания от сферы познания вероисповедно-богословского. Богословские сочинения мыслителя «Жезл правления», «Венец веры» и другие были осуждены русским церковным собором 1690 г. и запрещены как еретические.

Симеон Полоцкий касался и вопросов политики, особенно в сочинении «Вертоград многоцветный». Он настаивает на взаимной зависимости людей и целых царств в материальном и духовном отношении и на необходимости «друголюбия» между людьми. В учении о государстве Полоцкий полагал, что всякая власть имеет право требовать послушания от подданных, не забывая отметить и нравственные обязанности начальства по отношению к подвластным. В частности, царь обязан предписывать своим подданным то, что приводит к небесному блаженству, поскольку небесное блаженство есть цель земной жизни и высшая ценность.

Излагая свои мысли в форме виршей, С. Полоцкий не стремился их систематизировать. Тем не менее, влияние схоластики придавало определенную целостность его учению. Со времени переселения в Москву он пользовался царским покровительством, участвовал в идейной борьбе со старообрядцами, обучал царских детей, внушал уважение всем окружающим не только к божественной, но и к мирской мудрости и самыми разнообразными способами распространял в Москве латинскую ученость.

Благодаря покровительству царского двора, латино-польское направление не утратило своего значения, и после смерти С. Полоцкого. Царь Федор Алексеевич, будучи его воспитанником, благоприятствовал латинскому курсу в сфере просвещения. Царевна Софья также находилась под влиянием Симеона Полоцкого и содействовала распространению латино-польской культуры в Москве. Ближайший ее сотрудник, князь В.В. Голицын, бегло говорил по латыни и держал в своей библиотеке латинские, польские, южнорусские книги. Стремление к такого рода образованности стало определять настроения верхнего слоя русского общества, которые вскоре и выразил Петровский поворот на Запад.

[1] См.: Лаппо-Данилевский А.С. История русской общественной мысли и культуры. XVII – XVIII вв.– М.: Наука, 1990. С. 211.

[2] Зеньковский С.А. Русское старообрядчество: духовные движения семнадцатого века. С. 162-163.

[3] См.: Каптерев Н. Ф. Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях. изд. 2-е. – Сергиев Посад, 1914. С. 497, 515.