Евразийские идеи вызвали бурную критику со стороны левых и правых кругов эмиграции, равно настроенных отрицательно к большевистской России. Причем если П.Н. Милюков обличал евразийцев за религиозный подход, “черно-красный” национализм, отвращение от Запада, то И.А.Ильин за признание относительной исторической правды большевиков и за ослабление традиционно-русского православного-национального принципа весьма умышленным “евразийским национализмом”.
Но если опустить такого рода частности, для нас в этой главе несущественные, то по коренной духовной установке евразийство вполне совпадало с общим миросозерцательным восприятием России мыслителями зарубежного далека. Восприятием ее как Единого Великого Целого, имеющего какую-то свыше предусмотренную судьбу, мало подвластного помыслам человеческим, а потому требующего сердечного чувствования, религиозного осмысления, религиозно осознанного, духовно-аристократического служения. Россия есть единый живой организм, организм природы и духа, и горе тем русским, которые не чувствуют этого своим инстинктом национального самосохранения, кто духовно и политически расчленяет Родину, выражал И.А. Ильин по сути дела ту же заветную идею, какая вдохновляла сменовеховцев и евразийцев. Созерцать и строить Россию надо не от партии, а от целого, подчеркивал мыслитель, не играть в механическое распадение и демократию, а искать органического единства: не принимать всерьез эмигрантское баловство, приучающее нас к непримиримому обособлению за рубежом и к делимости России в дальнейшем. Основная задача русских теперь — работать не над организационно-соглашательским, а над ментальным, душевно-духовным, миросозерцательным единением [1] . Именно способность русского народа выделить в роковой час национальную элиту, тесно сплотиться вокруг нее и создать авторитарную, национально ответственную власть является, по Ильину, политическим залогом возрождения России в посткоммунистический период. Демократическая середина, на его взгляд, означала бы длительный период безволия, застоя, склоки и разложения [2] .
Завершая главу об углублении русского православно-национального самосознания в сфере религиозной и общественной мысли Зарубежной России, нельзя обойти вниманием духовной эволюции и идейного наследия П.И.Новгородцева.
Павел Иванович Новгородцев (1866-1924) родился в купеческой семье в г. Бахмут (ныне Артемовск Луганской области), учился на физико-математическом, затем юридическом факультете Московского университета. Оставленный на кафедре истории философии права для подготовки к профессорскому званию, Новогородцев более четырех лет проводит в заграничных командировках, после которых защищает магистерскую и докторскую диссертации. Являясь сторонником либерального государства, ученый включился в работу «Союза освобождения» и был одним из основателей конституционно-демократической партии, членом ее центрального комитета. После Февральского переворота, увидев всю недееспособность Временного правительства, отсутствие в его действиях государственной воли и твердой духовной основы, Новгородцев стал разочаровываться в либеральной идеологии. В августе 1917 г. он призывал к объединению общества на началах более высоких, чем интересы классов и групп и к установлению военной диктатуры, для подавления большевизма После октябрьской революции он участвовал в белом движении, являясь членом Совета государственного объединения России. После отъезда из России Новгородцев стал основателем и первым председателем Религиозно-философского общества им. Вл. Соловьева в Праге. В эмиграции он продолжил отход от западничества, сблизился с евразийцами и признал наконец, что западническая установка ведет русскую мысль не к творчеству, а к подражанию и парализует ее творческие способности. Новогородцев пересматривает свой взгляд на значение наследия славянофилов в их отношении к философии права. Если раньше он считал их правовыми нигилистами и моралистами, то теперь видит, что самые глубокие основания государственного строительства содержатся именно в их трудах. Ибо подлинной основой государственное единения является не экономическая жизнь, не правовая идеология, а религиозная традиция и национальная культура, создающие духовное единение различных социальных слоев общества и возможность их сотрудничества в интересах общего блага.
Осмысливая с этой точки зрения государственное крушение России, Новгородцев увидел одну из причин российской катастрофы в утрате связи политически активного слоя русского общества с традиционными ценностями православной веры и Отечества и в суеверном поклонении беспочвенным кумирам демократии, права, свободы. Роковая неудача либеральной интеллигенции вытекала из ее полного непонимания того, что помимо отвлеченных принципов конституционализма, либерализма и гуманизма все, живущие в России, выросшие в колыбели русской культуры и под сенью русского государства, могут и должны объединяться одним высшим началом, прочнее всего связывающим, — преданностью русской культуре и русскому народу. Вот почему под знаменем «завоеваний революции» Россия с неудержимой силой покатилась к торжеству большевизма. «Кн. Львов, Керенский и Ленин связаны между собой неразрывной связью, — заключал Новгородцев. — Кн. Львов так же повинен в Керенском, как Керенский в Ленине… Система бесхитростного непротивления злу, примененная кн. Львовым в качестве системы управления государством, у Керенского обратилась в систему потворства злу, прикрытого фразами о «сказке революции» и о благе государства. А у Ленина — в систему открытого служения злу, облеченную в форму беспощадной классовой борьбы и истребления всех, не угодных властвующим» [3] .
Катастрофическая неудача либерального демократизма на русской почве обнаруживает, по мысли Новгородцева, духовную опасность демократической идеи вообще. Эта опасность коренится в присущем демократии релятивизме, безразличии ко всяким догмам и взглядам, тенденции смешивать истину и заблуждение. Становясь системой духовного релятивизма и безразличия, демократия лишается всяких абсолютных основ, порождая ценностную опустошенность жизни и сознания либерального общества. «Жить в современном демократическом государстве, это значит дышать воздухом критики и сомнения, — заключал мыслитель.- И неудивительно, если при отсутствии абсолютных духовных основ все сводится к борьбе сил, к борьбе большинства и меньшинства и в конце концов к борьбе классов… Самое страшное и роковое в этом процессе — опустошение человеческой души. Путь автономной морали и демократической политики привел к разрушению в человеческой душе вечных связей и вековых святынь. Вот почему мы ставим теперь на место автономной морали теономную мораль и на место демократии, народовластия — агиократию, власть святынь. Не всеисцеляющие какие-то формы спасут нас. А благодатное просвещение душ. Не превращение государственного строительства в чисто внешнее устроение человеческой жизни, а возвышение его до степени Божьего дела, как верили в это и как об этом говорили встарь великие строители земли русской, вот что прежде всего нам необходимо» [4] .
Спасение и возрождение России, по мысли П.И.Новгородцева, будет возможно лишь благодаря изживанию отвлеченного космополитизма старой интеллигенции, ее узко партийного, политизированного мировосприятия, на пути осознания нашего исторического и национального своеобразия как святыни для каждого русского, перед которой должен склоняться всякий партийный догматизм. Пафос религиозно проясненного национализма призван переродить русское сознание, где столь долго живое национальное ощущение России было подавляемо безжизненной партийностью, пропитанной отвлеченными идеями либерализма, гуманизма, демократии и правового государства. “Нужно, чтобы все поняли, — делал вывод Новгородцев, — что не механические какие-то выборы и не какие-либо внешние формы власти выведут наш народ из величайшей бездны его падения, а лишь новый поворот общего сознания, Дело не в том, чтобы власть была устроена непременно на каких-то самых передовых началах, а в том, чтобы эта власть взирала на свою задачу как на дело Божие и чтобы народ принимал ее как благословенную Богом на подвиг государственного служения. Необходимо, чтобы замолкли инстинкты революционных домогательств и проснулся дух жертвенной готовности служить общему целому. Нужно, чтобы стала впереди рать крестоносцев, готовых на подвиг и на жертву, и чтобы за нею стояли общины верующих, светлым духом и чистых сердцем, вдохновленных любовью к родине и вере. Должен образоваться крепкий духовный стержень жизни, на котором все будет держаться как на органической своей основе… Русский народ не встанет со своего одра, если не пробудятся в нем силы религиозные и национальные. Не политические партии спасут Россию, ее воскресит воспрянувший к свету вечных святынь народный дух!” [5]
Подводя итог сказанному, следует сделать вывод, что зарубежная русская мысль вновь раздула искру православно-национального мировоззрения, практически угасшего в общественном сознании предреволюционного периода и искусственно потушенного в Советской России. Все Русское Зарубежье можно представить как отщепленную от России интеллигенцию, в смысле и социального слоя, и самосознания, изгнанного и только через изгнание и трудную эмигрантскую судьбу вновь уяснившего себе свои православно-русские истоки. Подобная отщепленность — это продолжение вековой драмы нашей национальной мысли, трудное развитие которой шло через раскол Церкви в XVII веке и культурное размежевание общества в XVIII столетии, через полемику западничества и почвенничества в XIX, путем противоборства либерал-демократизма и православного консерватизма в первых десятилетиях ХХ в., наконец, через трагедию Великой революции и новый раскол между культурно обезглавленным массивом советизированной России и мыслящей, помнящей, но обособленной от русской душевной стихии, от русской народной массы России Зарубежной. Ее философы писали не столько для своего времени, сколько для нашего. Они отчетливо сознавали с какими трудностями столкнется Русь после освобождения от большевизма и стремились облегчить нам путь к обществу, достойному заветов православной культуры.
[1] См.: Ильин И.А. Наши задачи.Т.1.-М.:Рарог,1992. С. 232, 208.
[2] См.:Ильин И.А. О революции // Русское возрождение. Нью-Йорк, Москва, Париж, № 3,1983. С. 78.
[3] Новгородцев П.И. Восстановление святынь // Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М.:Прогресс, 1991. С. 564.
[4] Там же. С. 579.
[5] Там же. С. 580.