«Развитие традиции православного иночества, русской церковной жизни и русского церковного самосознания»
Ангел-Хранитель России преп. Сергий Радонежский своим благодатным духовным влиянием породил целый поток святости. До одиннадцати учеников Сергия еще при его жизни явились основателями монастырей и затем стали святыми Русской Церкви. Энергичная река иноческой жизни потекла из Троице-Сергиевой лавры двумя потоками: на юг, к Москве, в центр общественной жизни молодого государства, и на север, в лесные пустыни Заволжья. С этими потоками было связано некоторое обособление общественно-благотворительной и мистико-аскетической форм иноческого служения, которые ранее, в подвижничестве святого Сергия, органически сочетались. Соответственно этим двум формам, явились два великих русских святых ХV– ХVI столетия преподобные Иосиф Волоцкий и Нил Сорский.
Иосиф Волоцкий (в миру Иван Санин, ок. 1440 – 1515) – явился выдающимся монастырским организатором, писателем-полемистом и богословом. Будучи выходцем из дворян, ищущим иночества, он пришел в монастырь к преподобному Пафнутию Боровскому – ученику Сергия Радонежского – и получил строе воспитание. В дальнейшем Иосиф основал свой «общежительный» монастырь в 20 верстах от Волоколамска, где царили строгая духовная дисциплина и молитвенная сосредоточенность. Слабые не выдерживали этого и убегали из обители, но оставшиеся образовали дружную подвижническую семью и долго после смерти Иосифа продолжали иноческие подвиги, оставив по себе славную память в духовной литературе.
Преподобный Иосиф явился выдающимся благотворителем. Он кормил в своем монастыре до 700 человек в день, дал приют нескольким десяткам беспризорных детей. Для окрестного населения монастырь стал источником хозяйственной помощи, обеспечивая твердую защиту даже беглым холопам, если они стремились к спасению души. Современники описывают Иосифа совершенным представителем русского идеала благочестивой красоты, соединявшим внутреннюю просветленность с прекрасным внешним обликом. Следуя древнерусским заветам общественно активного монашества, он принимал деятельное участие во всех событиях, волновавших жизнь государства. Он десятилетиями боролся с враждебными Православию учениями, написав обстоятельный труд «Просветитель», направленный против ереси «жидовствующих» и касающийся важных церковно-государственных вопросов. В частности, в этом труде Иосиф Волоцкий прояснил понятие царского самодержавия и предложил критерии различения власти православного государя и власти тирана, которые стали основополагающими для русского православного сознания.
На церковном соборе 1503 г. Иосиф преодолел влияние заволжских старцев и отстоял право монастырей на землевладение. Канонизирован он был в 1591, церковная память 22 сентября по новому стилю.
Спор о монастырском землевладении между Иосифом с его сторонниками («иосифлянами») и Нилом Сорским, ставшим во главе «нестяжателей» (названных так из-за отрицания вотчинных прав монастырей) свидетельствовал о непонимании заволжскими старцами-отшельниками необходимости прочного материального положения Церкви в государстве. Очевидно, бедное и нищее церковно-монастырское общество, какими бы духовными дарами оно не располагало, имело меньше возможностей действенно влиять на светскую власть, на жизнь народа. Тем более, что уже во времена Ивана III усиливающееся государство готово было присвоить монастырские владения и сузить реальные права участия Церкви в государственной жизни. Старцы-отшельники односторонне видели в монастырских богатствах грех отступления от сурового, труднического монашеского пути. Они не отдавали отчет, что при нравственно верном пользовании монастырско-церковным имуществом, в интересах благотворительности и духовного влияния Церкви, материальная состоятельность не только не вредна, но полезна в деле христианского воспитания общества.
Как непрактичные, далекие от реальной жизни созерцательные монахи, хотя и духовно одаренные, нестяжатели вообще не признавали для иноков необходимости сколько-нибудь активно участвовать в общественной жизни. Нестяжатели учили также о терпимости к еретикам, давали вольнодумцам приют в своих заволжских скитах, что превращало их в очаги вероисповедных отклонений от Православия.
Первым по своим духовным качествам среди заволжских старцев являлся преп. Нил Сорский (в миру – Николая Майкова, ок. 1433–1508). Он вошел в нашу духовную историю как выдающийся исихаст, прославившийся глубоким мистическим созерцанием. До пострига был переписчиком книг, а в монашеской жизни написал значительные духовно-наставительные сочинения. Преподобный Нил освоил на Афоне практику «умного делания» и, вернувшись на Русь, избрал для своего скита[1] лесное урочище на р. Соре в 15 верстах от Кирилло-Белозерского монастыря. Большую часть жизни он провел в лесной хижине. Его духовный опыт отличался мистической проникновенностью, духовной трезвенностью и чистотой.
В своем сочинении «Устав», Нил Сорский делится опытом «сердечного делания», «мысленного блюдения» и «умного хранения» своей души. Он учит иноков о преодолении страстей, о том, что молиться нужно не одним словом, но преимущественно умом и духом, решительно изживать тщеславие, сребролюбие, малодушие, уныние, леность. Питаться следует лишь для поддержания жизни, а не для удовольствия, и на борьбу со всеми злыми помыслами непрестанно призывать Бога. Нил мудро советует отделять от себя все нечистые, злые помышления, словесно отгонять их, не принимать на свой счет, но относить к наваждениям дьявола. Тогда нам легче станет сохранить чистоту внутреннего мира. Он приводит пример одного благочестивого старца, который на вопрос брата-инока, с кем тот беседует в одиночестве и говорит: «отойдите от меня, окаянные, и придите ко мне, возлюбленные», ответил: «это я злые помыслы отгонял и благие призывал» [2]. Автор «Устава» большое внимание уделяет вопросу об умягчении человеческой души. Душевные жесткость, сухость, твердость, окаменелость – огромные препятствия на пути христианского подвижничества. Поэтому для смягчения и очищения души необходимы слезные молитвы. Вызванные молитвой слезы – слезы не печали, а покаяния, утешения, умиления Правдой Божией – есть как бы омовение души, согревающее сердце и располагающее к Божественной любви. На высших стадиях молитвенного подъема подвижника ожидает неописуемое духовное состояние, о котором Нил говорит с большой торжественностью. В формах современного русского языка его переживания можно передать следующими словами: душа, подобная Божеству, просвещается лучами высокого света и ум сподобляется почувствовать будущее блаженство и забывает о себе и всем сущем в мире. Вживается в тебя радость, умолкает язык, кипит из сердца радость вечности, которую язык плотский не может изречь, и ты убеждаешься, что это есть не что иное как Царство Небесное, как действие Божественной любви. Любви, которая слаще жизни, которая неизреченна и которая есть свет, неведомый миру [3]. Христианину следует трепетно сохранять душевное состояние, достигнутое в результате слезного молитвенного умиления и мистического просветления, оберегать его от гнева, жестокосердия, нечистых помыслов. Большое подспорье здесь представляет память о смерти и неизбежности Страшного Суда. Христианин должен постоянно помнить о бренности жизни и стремиться к посмертному существованию, без этого условия спасение затруднительно. Невозможно алчущему пищи не поминать о хлебе, точно так же и желающему спастись нельзя не думать о смертном часе, приводит преп. Нил. суждение святых отцов. Нужно всегда быть готовым войти в страшное таинство смертное, в состояние, когда душа отделяется от тела. Ибо вдвойне страшно впасть в это состояние неподготовленным, забывшим о бренности телесного жития, привыкшим помышлять о земном. Ужасно скорбит тогда душа, разлучающаяся с плотью, но нет никого, кто поможет и помилует ее. К ангелам очи возводит, бесплодно молится, к людям руку простирает, но не имеет помогающего ей. Так что понимая краткость земной жизни, попечемся о часе смертном, не вдаваясь в молвы мира сего и помышления непомерные. Даже если весь мир мы приобретем, но в гроб вселимся, ничего от мира не возьмем, ни красоты, ни славы, ни власти, ни чести. Все вожделения мира сего как цвет увядший отпадают и как тень мимо грядут – разрушается все земное. Только Второе пришествие Господне, напоминает святой подвижник, способно окончательно преодолеть смерть и возродить все к вечной жизни. Но страшная участь ждет согрешивших и не покаявшихся. Вот чего нужно бояться человеку больше смерти. Нил призывает смертных молиться о том, чтобы Бог предохранил нашу душу от темного взора лукавых бесов, чтобы приняли ее ангелы пресветлые, чтобы Бог помиловал ее, осквернившуюся страстями, и, очищенную покаянием, возвел Своею силою на Божественный Свой суд.
Преподобный Нил Сорский – один из наиболее одухотворенных русских святых и может быть причислен к ряду выдающихся подвижников всего восточно-христианского мира. Будучи озабочен сохранением традиции созерцательной монашеской жизни, он не вполне оправданно выступал против необходимости монастырских владений, отстаиваемых Иосифом Волоцким. Церковная память преп. Нила Сорского 20 апреля по новому стилю.
С воцарением Ивана IV наблюдается рост «святорусского» церковного самосознания и стремление к повышению общенациональной организованности и влиятельности Церкви. В этих целях Иван Грозный неоднократно созывал церковные соборы. Один из них, получивший название «Стоглавый», принял в 1551 году определения, разбитые на сто глав (отсюда и название собора), которые упорядочивали церковную практику и утверждали незыблемость сложившихся религиозных обрядов. Национальные особенности и заслуги Отечественной Церкви, вера в то, что русское Православие самое чистое и святое постоянно подчеркивались в речах царя и в определениях этого собора. Греческие святые царем почти не упоминались, в то время как роль великих русских святых выносилась на первый план. Собор решительно настоял, чтобы русские православные крестились древним двуперстным знамением, а не новым, трехперстным, введенным в Греческой Церкви в ХIII–ХIV веках.
В силу органической взаимосвязи Церкви и государства церковные обряды, церковная дисциплина, церковно-юридический порядок вообще – все это входило в круг попечений власти царя московского. Активное организующее участие Ивана Васильевича в выработке национального церковного устава и утверждении его на Стоглавом соборе ясно показывает, что царя одинаково озабочивало устроение как порядка государственной жизни, так и порядка жизни церковной. Причем государь не только устанавливал нормы церковного устава, но и следил за их соблюдением через архиереев и воевод, подкрепляя святительский запрет, относительно поведения ослушников, угрозою царского наказания.
Иван Грозный ввел также практику земских соборов, на которых держал совет с представителями основных сословий, разделявших с царем ответственность за принятие решений. Русское царство становилось единоверным, единодушным и единодержавным организмом, проникнутым храмово-литургическим духом, сознанием высокой ответственности за хранение православной традиции и укрепление истинной веры на земле.
Централизация церковного управления и создание общерусского культа святых выдвигали задачу систематизации всех памятников церковной литературы и упорядочения русского церковного предания. Эта грандиозная задача была выполнена большим числом писателей, художников и писцов, работавших под руководством одного из образованнейших людей своего времени митрополита Макария (1481 – 1563).
Митр. Макарий имел большое влияние на царя Ивана Грозного, став его ближайшим советником. Совместно с царем владыка старался установить порядок и правосудие на Руси, как в области государственного управления, так и в сфере церковной жизни. Митрополит благословил государя двинуться на завоевание Казанского ханства и духовно поддерживал во время похода своими молитвами и посланиями. Собрав сведения об отечественных православных подвижниках и рассмотрев их на церковных соборах 1547 и 1549 гг., Макарий установил угодникам Божиим русские общецерковные праздники, способствовав канонизации 45 святых. Он явился одним из инициаторов созыва Стоглавого собора и существенно повлиял на формулирование его исторических решений, а также содействовал открытию первой в России типографии.
Более 20 лет работали русские книжники под руководством митр. Макария и к середине 1550-х гг. создали выдающийся труд – «Великие Макарьевские Четьи-Минеи» (ежемесячные чтения). Названный труд, состоявший из 12 больших томом (27 тыс. страниц), включал практически всю читаемую на Руси церковную литературу, осмысленную в духе прославления Русской земли как центра истинного христианства.
В Четьях-Минеях были собраны книги Священного Писания и толкования на них; жития святых (частью вновь составленные для этого сборника); творения отцов Церкви; разнообразные сочинения по церковным вопросам и христианскому нравоучению; монастырские уставы, грамоты, Кормчая книга (собрание церковных законов); послания русских князей, митрополитов, епископов и т.д. Многие замечательные произведения старой русской письменности сохранились только в этом издании, давшим читателям основной свод представлений древнерусского православного миросозерцания, просвещения и нравственного сознания.
Подобная же духовно-мировоззренческая задача решалась средствами русской иконописи. В этой связи следует упомянуть труд Феодосия, сына крупнейшего русского живописца второй половины XV – начала XVI в. – Дионисия. Прошедший хорошую школу у отца, Феодосий в начале XVI в. занял ведущее место в русской иконописи. Под его руководством была выполнена смелая и яркая стенопись кремлевского Благовещенского собора, которая изображала преемственность власти московских государей от киевских, а через них от византийского императора Константина.
В середине XVI в. было создано много замечательных произведений русской монументальной церковной живописи. К их числу принадлежат фрески Покровской церкви Александровой слободы с торжественными и стройными фигурами князей Владимира, Бориса и Глеба. Наиболее крупным произведением такого рода искусства были фрески Золотой палаты Кремлевского дворца. Созданные в 1547–1552 гг., они, опираясь на основные сюжеты «Сказания о князьях Владимирских», в ярких символических образах выражали величие русского самодержавия и Православия.
Своеобразным богословским произведением является грандиозная икона «Благословенно воинство небесного царя» («Церковь воинствующая», 1552–1553). Она (не без связи со взятием Казани) написана в живописной манере, близкой к историческим батальным картинам. Икона стала своеобразной иллюстрацией концепции «Москва – третий Рим», воплощая идею Богоизбранности русской державы. Изображённое на ней русское воинство во главе с Архангелом Михаилом, предводительствуемое Иваном IV, царём Константином (или Владимиром Мономахом?), святыми (недавно канонизированными!) русскими князьями шествует от горящего «града нечестивых» (символ покорённой Казани или падшей под турками Византии?) к «горнему Иерусалиму». Животворный источник веры аллегорически обозначен здесь ручьём, истекающим из райского сада, минующим иссохшую купель (вероятно, Византию) и проходящим через живую купель (Русь Православную). «Церковь воинствующая» – первый образец аллегорического мышления, постепенно вытесняющего в XVI веке мышление символическое. Икона – аллегория апофеоза Ивана IV – является зримым воплощением слов митрополита Макария, сравнивавшего Иоанна Грозного с Александром Невским, Дмитрием Донским, Владимиром Мономахом. Вполне в духе времени данная икона органически сплетает державно-политические идеи с идеями богословскими.
Духовно возвышенные особенности сформировавшегося православно-русского миросозерцания выразительно воплотились в церковной архитектуре Московского Кремля. В первые годы XVI века на кремлевской Соборной площади Кремля итальянским мастером Алевизом Новым был возведен Архангельский храм – усыпальница московских государей, который вместе с Успенским и Благовещенским соборами составил торжественный ансамбль этой площади. В центре Кремля появилась колокольня Ивана Великого, возведенная в начале XVI столетия, а в 1600 г. надстроенная до высоты 75 м. Церковный комплекс Кремля в наиболее величественной и впечатляющей форме воплотил свечеообразный (луковичный) стиль московской церковной архитектуры.
Тонкий религиозный смысл этого стиля можно раскрыть путем сопоставления московского православного храма с византийскими и католическими соборами. Так византийский собор своей массивной, статичной формой свидетельствует о надындивидуальной целостности и уравновешенности человеческого сознания. Единый, всеобъемлющий купол, плавно отделяя все сооружение от небесного пространства, как бы подчеркивает внутреннее равновесие религиозного духа, обретшего непоколебимую устойчивость в единении с истиной. Наоборот, готический храм – это многосложное архитектурное целое, образованное рвущимися к небу многочисленными шпилеобразными башнями и колокольнями, символизирующими религиозные устремления людей, напряженные индивидуальные воления. Готический стиль указывает на действенно-волевой, внешне активный и персонально заостренный дух католицизма, в котором, по верному замечанию Н. А. Бердяева, страстное стремление к небу свидетельствует о разорванности связей Бога и человека и о жажде достижения последним Божественной высоты. Русская же церковь, в своей старинной московской разновидности представляющая ансамбль вознесенных к небу отдельных глав, увенчанных золотыми «луковицами» с горящими на них крестами, воплощает идею соборного душевно-эмоционального подъема человеческих сознаний к Царствию Небесному – сознаний не оторванных от Бога и внешним образом рвущихся к нему сквозь разделяющее пространство, а плавно возвышаемых снизошедшей на землю благодатью. «Это завершение русского храма, – говорит известный отечественный мыслитель Е. Н. Трубецкой, – как бы огненный язык, увенчанный крестом и к кресту заостряющийся. При взгляде на наш московский Иван-Великий кажется, что мы имеем перед собой как бы гигантскую свечу, горящую к небу над Москвою; а многоглавые кремлевские соборы и многоглавые церкви суть как бы огромные многосвещники. И не одни только золотые главы выражают собой эту идею молитвенного подъема. Когда смотришь издали при ярком солнечном освещении на старинный русский монастырь или город, со множеством возвышающихся над ним храмов, кажется, что он весь горит многоцветными огнями. А когда эти огни мерцают издали среди необозримых снежных полей, они манят к себе, как дальнее потустороннее видение града Божьего» [4].
Между внешней архитектурой храма и его внутренним содержанием, продолжает Е. Н. Трубецкой, существует полное смысловое соответствие. Куполообразный внутренний свод, с изображенным на нем Богом и святыми, символизирует снисхождение неба на землю, и как бы завершает видимый снаружи благодатный подъем к небесам встречей, соединением Божественного и земного мира. В храме утверждается внутреннее единство Бога и человечества, всей твари, собранной вокруг Творца. «Собор всей твари как грядущий мир вселенной, объемлющий и ангелов и человеков и всякое дыхание земное, – такова основная храмовая идея нашего древнего религиозного искусства, господствовавшая и в древней нашей архитектуре и в живописи» [5].
Чрезвычайно важным моментом возвышения русского церковного самосознания и религиозного значения русской государственности стало учреждение патриаршества на Руси. Это историческое событие произошло 23 января 1589 года в Успенском соборе Московского Кремля, где митрополит Иов был торжественно посвящен патриархом Византийским в сан Русского патриарха. Обращаясь в московскому царю Федору Иоанновичу, Константинопольский патриарх сказал: «Воистину в тебе Дух Святой пребывает, и от Бога такая мысль внушена тебе; ветхий Рим пал от ересей, вторым Римом – Константинополем завладели… безбожные турки, твое же великое российское царство, третий Рим, всех превзошло благочестием; ты один во всей вселенной именуешься христианским царем» [6] .
[1] Скит – жилище отшельников, вполне самостоятельное или достаточно автономное в рамках монастыря. Слово «скит» не вполне ясного происхождения. Скитское житие – средняя форма монашеского подвижничества между общежитием и уединенным отшельничеством. Скит состоит обычно из двух – трех келий, в которых иноки живут по отдельности, но сохраняют общность имущества, труда и пропитания.
[2] См.: Нил Сорский. Предание и устав. – СПб., 1912. С. 62.
[3] См.: Там же. С. 28.
[4] Трубецкой Е. Умозрение в красках // Философия русского религиозного искусства XVI –XX вв. Антология. М.: Прогресс, 1993. С. 198-199.
[5] Там же. С. 200.
[6] Цит. по кн.: Ключевский В.О. Курс русской истории. Сочинения в восьми томах. Т. 3.–М., 1957.С.293.