Главная / История Руси с крещения до Петра I / Юрий Булычев «Развитие политической публицистики. XVI век»

Юрий Булычев «Развитие политической публицистики. XVI век»

Евангелие

С XVI века наблюдается активизация умственной жизни в русском обществе, что было тесно связано с формированием отечественного христианского мессианизма, началом книгопечатания, осмысления мировых задач Русской Церкви и  Русского царства. В центре внимания мыслителей и публицистов того времени находились прежде всего вопросы государственного устройства, миссии царской власти и обеспечения праведного правления. Повышенное внимание древне-московской государственной мысли к необходимости осуществления тесной связи религиозного, нравственного и правового начал в общественно-государственной жизни является характерной чертой всех видных представителей тогдашней политической публицистики.

Одним из значительных политических мыслителей первой половины XVI в., во многом предвосхитившим главную линию развития нашего общественно-государственного самосознания в последующее время, явился Иван Пересветов. В своих челобитных он положил начало особому жанру верноподданной публицистики, нашедшему продолжение в многочисленных «публицистических челобитных» и записках о состоянии России, посылаемых русским государям известными деятелями XVII, XVIII, XIX и ХХ столетий.

Пересветов был выходцем из русских земель, вошедших в состав Литовского государства, и возводил свою фамилию к брянскому боярину-иноку Александру Пересвету, посланному  преп. Сергием Радонежским на Куликово поле и героически там погибшему. Будущий русский мыслитель служил в наемной гвардии польского короля, затем, после странствий по свету, (в конце 1538 – начале 1539 гг.) приехал в московское государство и организовал в Москве изготовление македонских щитов. Вскоре его дело расстроилось и он занялся государственной службой, проводя жизнь в бесконечных разъездах по выполнению поручений правительства. Служилый дворянин вконец обеднел и часто обращался к царю с обширными челобитными, где излагал свои частные нужды, нравоучительные сюжеты, планы обширных реформ. Эти челобитные и составили основную часть литературного наследия мыслителя.

Пересветов исходил из необходимости тесной связи православной веры, самодержавия и идеала социальной правды в устроении государственной жизни. Рассматривая Русь как единственное православное царство, он в благоверном русском царе видел верховного гаранта сохранения религиозной истины и общественной справедливости. Мыслитель вкладывал в уста Махмет-султана слова о призвании царя грозно править страной, обуздывая своеволие вельмож, ибо в порабощенном вельможами обществе невозможно воспитать храбрых и боеспособных подданных. Царская власть, по убеждению Пересветова, должна иметь поистине самодержавный, сверхклассовый характер, служа лишь праведному идеалу и обрушиваясь на несправедливых бояр, судей, а также на «лихих людей» из простонародья. В «Большой челобитной» он, со слов молдавского воеводы Петра, восхваляет Русское царство за чистоту веры, но порицает за отсутствие правды. «Коли правды нет, – делает вывод воевода, – тогда и всего нет… Истинная правда Христос есть… В котором царстве правда, в том и Бог пребывает… Правды в божественном  писании сильнее нет. Правда Богу и отцу сердечная радость, а царю великая мудрость и сила».  Приписывая воеводе Петру фразу: «не веру Бог любит, правду», русский мыслитель подразумевает, что если нет правды, значит и веры истинной нет, ибо вера без воплощения в праведных делах мертва и недействительна.

Иван Пересветов должен быть признан предтечей всех тех представителей отечественной мысли, которые радели за единство христианской истины, государственной власти и общественной справедливости, то есть за деятельное приближение реальной Руси к ее православному идеалу.

Во второй половине XVI в. целый ряд важных вопросов о вере, правде и призвании царской власти нашел отражение в полемике Ивана Грозного с убежавшим в Литву князем Андреем Курбским. В общем мировоззренческом смысле русский царь и изменивший ему князь исходили из одного строго традиционного понимания природы самодержавной государственности. Однако последний делал акцент на непреложность для самодержца норм праведности, важности совета с боярами и даже со «всенародными человеками» («понеже дар духа дается не по богатеству внешнему и по силе царства, но по правости душевной»). Первый же настаивал на безусловном самоволии царя, лично отвечающего перед Богом за тела и души своих подданных. Русская земля, по убеждению Грозного, «держится Божьим милосердием, и милостью Пречистой Богородицы, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами… А жаловать своих холопов  мы всегда были вольны, вольны были и казнить».

Следовательно, в исторической переписке каждый участник говорил о своей, наиболее близкой и важной для него теме, по существу не отрицая позицию оппонента, но дополняя ее. Грозный развивал идеи о существе самодержавия, о пагубности государственного безначалия и многоначалия, о принципиальном отличии власти царя от власти священнической и призвании монашеского. Этот круг вопросов он хорошо прочувствовал и продумал, и потому вполне уместно указывал, что смиренный и бессильный царь не сможет исполнить своего царского служения, ибо он отвечает не за одного себя, а за жизнь и души многих людей. Такая ответственность выводит православного государя из сферы индивидуальной евангельской морали, требующей подставлять «другую щеку», и велит быть весьма осмотрительным: кротким по отношению к кротким и добрым; жестоким по отношению к жестоким и злым. «Царь страшен не для благих, а для зла, – делал вывод самодержец. – Хочешь не бояться власти, так делай добро; а если делаешь зло – бойся, ибо царь не напрасно меч носит — для устрашения злодеев и ободрения добродетельных».

Курбский говорил о должных способах отправления самодержавной власти. Он опирался на традиционное учение о том, что царь, не служащий Правде Божией, есть не православный государь, а тиран «супротивный» Богу. Отнюдь не оспаривая права Грозного на неподсудное людям принятие решений, князь апеллировал к идеалам правды и справедливости, как к объективно должным нормам государствования. Курбский обвинял царя в неправославной гордости, в зазнайстве и лютости, приведших к тираническим гонениям на воевод, дарованных Богом для борьбы с врагами, на многих невинных православных людей. Кроме того, он упрекал самодержца за измену первому добродетельному периоду царствования, ознаменованному постоянным советом царя с  Избранной радой.

В переписке Грозного с Курбским получила эмоционально острое, хотя и полубессознательное отражение одна из основных проблем русской православно-государствeнной мысли, которая явится особенно в последующие столетия – проблема практического приближения к идеально должному сочетанию двух устоев православного общества: юридически неограниченной царской власти (выражающей первенство личностного, духовно-нравственного начала над началом бездушного законничества) и обеспеченности прав подданных (вытекающих из христианского достоинства человека, из безусловного идеала правды и человеколюбия). Несмотря на самоуверенный тон царских писем, многословные и подробные оправдания сурового Ивана IV в ответ на обвинения беглого князя, равно как постоянные поминальные списки всех казненных, рассылаемые Грозным по монастырям, свидетельствовали, что принципы православной праведности для него являлись очевидной истиной, и соответствие своих действий этим принципам было отнюдь не безразлично и не бесспорно.