Главная / История СССР / Юрий Булычев «Полемика западников и почвенников»

Юрий Булычев «Полемика западников и почвенников»

Дальнейшая поляризация западнических и почвеннических направлений в общественной жизни. Сборник   статей «Из-под глыб» и его историческое значение.

Солженицын, Александр Исаевич

Солженицын, Александр Исаевич

Полемика между Сахаровым и Солженицыным показала, что идейные расхождения между интеллигенцией, ориентированной на западные ценности, и интеллигенцией, исповедующей принципы национально-культурной самобытности, сохраняются и углубляются в свободомыслящей среде, несмотря на общее противостояние всех «диссидентов» тоталитарному режиму. Свидетельством такого рода процесса было появление уже в 1960-е годы православно-национального крыла оппозиционной общественности и, соответственно, национально ориентированного самииздата, который продолжил свое развитие и расширил общественное влияние в последующее десятилетие.

Как вспоминает один из старейших участников движения русского национального возрождения Владимир Николаевич Осипов, после разгрома журнала «Молодая гвардия» в 1970 г. в национально мыслящих кругах родилась идея издания патриотического журнала. Священник о. Дмитрий Дудко благословил это благое дело, вошел в редколлегию и взял на себя отдел духовной жизни. Помимо В.Н. Осипова и о. Дмитрия в редколлегию вошли писатель Леонид Бородин, только что отбывший срок политзаключенного по делу ВСХСОНа, историк Анатолий Иванов и инженер Светлана Мельникова. В журнале сотрудничали ученый-этнограф Л.Н.Гумилев, поэт Алексей Марков, писатель из Твери Петр Дудочкин, иеромонах о. Варсонофий Хайбуллин. Существенную поддержку журналу оказал художник Илья Глазунов.

В самиздатском журнале «Вече» (1971-1974), главным редактором которого был Владимир Осипов, в сборниках статей «Многая лета» ( 1980-1982) под редакцией Геннадия Михайловича Шиманова продолжалось развитие славянофильского наследия, осмысливались пути религиозного возрождения, возможности развития новых форм русского самосознания и отечественной цивилизации, перспективы политического развития России [1] . Национально мыслящие авторы вели полемику с антипатриотическими идеями западников-диссидентов, стремились вскрыть религиозно-духовные стороны катастрофической судьбы России в ХХ веке. Советские власти преследовали национальное крыло неофициальной общественности не менее, а порой более жестко, чем западническое крыло, которое было несравненно влиятельнее в среде интеллигенции и активно поддерживалось зарубежными политическими кругами и средствами массовой информации. Например, В.Осипов, уже ранее отбывший срок заключения, был осужден в 1974 г. на 8 лет лагеря.

Размежевание почвеннического и западнического направлений продолжалось и в среде русской эмиграции. Так мюнхенский журнал «Вече», под редакцией бывшего лидера ВСХСОН Евгения Вагина, эмигрировавшего из СССР, занимал радикально национальную позицию, парижский «Континент», редактируемый Владимиром Максимовым, отличался умеренно национальным направлением, а парижский же «Синтаксис» Андрея Синявского стоял на позициях западничества.

Важным событием в жизни независимо мыслящей части советского общества стало появление и распространение сборника статей «Из-под глыб». Сборник был собран в 1974 г. в Москве и затем издан в Париже издательством Ymca-Press. Среди авторов были А.И. Солженицын, историк и социолог М.С. Агурский, выдающийся математик и публицист И. Р. Шафаревич, искусствовед Е.В. Барабанов, историк В.М. Борисов. В центре внимания большинства авторов был вопрос о значении советского периода русской истории в судьбах мира, отечественной культуры, русского национального самосознания и общественно-государственного бытия.

В статье «На возврате дыхания и сознания » А.И.Солженицын подверг критическому рассмотрению работу А.Д.Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Русский писатель, в частности, обнаружил в сочинении ученого давнюю склонность отечественной «прогрессивной» интеллигенции строить все размышления сквозь призму политического и правового сознания, с его абстрактными понятиями «прогресса», «свободы», «демократии», а не путем конкретного, живого, реалистического религиозно-нравственного и культурно-исторического осмысления жизни. Между тем внешние права и свободы — не суть главное, не суть цели истинно понимаемого человеческого бытия. Главное — способность пользоваться свободой мудро и конструктивно. После февральского переворота, напоминает Солженицын, в России были свобода, многопартийность и практически неограниченный плюрализм, которые как раз и ввергли страну в хаос, способствовав приходу к власти большевистских диктаторов. «И если Россия веками привычно жила в авторитарных системах, — высказывал свое предположение Солженицын, — а в демократической за 8 месяцев 1917 года потерпела такое крушение, то может быть — я не утверждаю это, лишь спрашиваю — может быть следует признать, что эволюционное развитие нашей страны от одной авторитарной формы к другой будет для нее естественней, плавнее, безболезненней? Возразят: эти пути совсем не видны, и новые формы тем более. Но и реальных путей перехода от нашей сегодняшней формы к демократической республике западного типа тоже нам никто еще не указал. А по меньшей затрате необходимой народной энергии первый переход представляется более вероятным» [2] .

У авторитарных государственных систем, пояснял Солженицын, есть свои преимущества и по большому счеты страшны не авторитарные режимы, а режимы с ничем не ограниченной властью, не отвечающие не перед кем и не перед чем. Если самодержцы прошлых, религиозных веков ощущали свою ответственность перед Богом и собственной совестью, то самодержцы нашего времени опасны тем, что у них нет никаких высших, ограничивающих властный произвол, ценностей. Государственная система, существующая у нас, не тем страшна, что она недемократичная, авторитарна на основе физического принуждения — в таких условиях человек еще может жить без вреда для своей духовной сущности, заключал Солженицын, а тем, что требует от нас еще и полную отдачу души: непрерывное активное участие в общей, для всех ведомой ЛЖИ. Вот на это растление души, на такое духовное порабощение не могут пойти люди, желающие быть людьми [3] .

Принцип жизни не по лжи, не поддержания навязываемой неправды Солженицын делал главным критерием для всякого честного, интеллигентного человека и основополагающим условием нравственного оздоровления общества. В статье «Образованщина», также помещенной в рассматриваемом сборнике, русский писатель продолжил линию «Вех» в критике российского образованного слоя. Солженицын пришел к выводу, что традиция русской интеллигенции со всеми ее достоинствами и недостатками сломлена и что в Советской России сложилась не интеллигенция, а образованщина, оторванная от прежних духовных ценностей, рабски служащая государству, покорно участвующая в официальной лжи и готовая творить новую ложь ради прибавки к жалованью, ученой степени, административной карьеры. По существу образованщина — это более-менее образованное мещанство. И перед каждым, кто стремится к честной и нравственно чистой жизни встает необходимость пожертвовать ради этого материальными и карьерными интересами. Вновь открывать святыни и ценности культуры, писал Солженицын, придется не эрудицией, не научным профилем, а образом душевного поведения, кладя свое благополучие, а в худых оборотах — и жизнь. «Слово «интеллигенция», давно извращенное и расплывчатое, лучше признаем пока умершим. Без замены интеллигенции Россия, конечно, не обойдется, но не от «понимать, знать», а от чего-то духовного будет образовано то новое слово. Первое малое меньшинство, которое пойдет продавливаться через сжимающий фильтр, само и найдет себе новое определение — еще в фильтре или уже по другую сторону его, узнавая себя и друг друга. Там узнается, родится в ходе их действия. Или оставшееся большинство назовет их без выдумок просто праведниками… Не ошибемся, назвав их пока жертвенною элитой. Тут слово «элита» не вызовет зависти ничьей, уж очень беззавидный в нее отбор, никто не обжалует, почему его не включили: включайся, ради Бога!

Из прошедших (и в пути погибших) одиночек составится эта элита, кристаллизирующая народ.

Станет фильтр для каждой следующей частицы все просторней и легче — и все больше частиц пойдет через него. Чтобы по ту сторону из достойных одиночек сложился бы, воссоздался бы и достойный народ… Чтобы построилось общество, первой характеристикой которого будет не коэффициент товарного производства, не уровень изобилия, но чистота общественных отношений» [4] .

И другие авторы сборника тесно связывали процесс нравственного возрождения человеческой личности с возрождением русского народа. Проявляя редкую для того времени религиозно-философскую глубину мышления, говорил о такого рода двуедином процессе В.М.Борисов в своей статье «Национальное возрождение и нация-личность». Борисов обращал внимание на то, что переживание нации как личности, непереводимое на язык логических понятий, отражает духовную природу нации в смысле мистической личности народа. «Не существует конкретного момента в жизни личности, который не был бы проявлением самой этой личности, но и обратно: никакое историческое состояние народа не исчерпывает полноты его личности. Отдельные этапы ее самораскрытия могут резко противостоять друг другу, как это случается и в индивидуальной жизни человека; на этом пути возможны страшные падения, но — пока живо в народе сознание личного единства — возможны и подъемы из глубочайших бездн.»[5] Понятая таким образом нация, делал вывод Борисов, не может быть определена ни как «историческая общность людей», ни как «сила природная и историческая» (Вл. Соловьев). «Нация есть один из уровней в иерархии христианского космоса, часть неотменимого Божьего замысла о мире. Не историей народа создаются нации, но нация-личность реализует себя в истории народа, или, другими словами, народ в своей истории осуществляет мысль Божию о нем.

Никакой человек не рождается в мир безличным существом, чистой возможностью. В самый момент появления он у ж е есть качественно определенная личность, и в том числе — национально определенная. Правда, эта определенность существует лишь как идеальная заданность, как метафизическая основа нашей духовной природы; ею не нарушается свобода самоопределения личности в земной жизни…» Стало быть перед всяким человеком, в какое отчуждение он не впал бы относительно своей национальной природы, всегда открыт путь с а м о п о з н а н и я, обнаружения в глубине собственного «я» духовного источника его бытия. «И на этом пути человека к Богу неминуемо вступает в свои права сознание н а ц и о н а л ь н о й принадлежности, сознание метафизической включенности собственного «я» в соборное «Я» народа, и ч е р е з   н е г о — в соборное «Я» человечества» [6] .

В статьях В. Борисова, Е. Барабанова, Ф. Корсакова грядущие судьбы России, русского народа ставились в тесную связь с судьбами Русской Церкви, с будущностью Православия. На современных православных людях, обращал внимание Барабанов, лежит ответственность за дело христианского преображения мира и творческое сопротивление тотальной секуляризации. Со своей стороны, И.Шафаревич высказывал веру в то, что Россия, пройдя через горнило страшной исторической катастрофы, окажется наиболее способной к религиозному возрождению и открытию перед человечеством перспективы спасения от мрака неверия, культа власти и бессмысленной гонки индустриального общества.

В более конкретной социальной форме перспективы «третьего пути» между обществами тоталитарного социализма и либерального капитализма обсуждал в своей работе «Современные общественно-экономические системы и их перспективы» М.С. Агурский. Он обращал внимание на то, что обе конкурирующие формации имеют между собой больше принципиального сходства, чем различия. Материалистическое общественное сознание, потребительская психология, утрата традиционных духовных ценностей, нравственный упадок равным образом характеризуют социалистическую и капиталистическую разновидности индустриального массового общества. Причем парламентские государства, гарантируя многие личные свободы, отнюдь не защищают людей от массовой пропаганды конформизма, насилия, порнографии. Жизнь в современном демократическом обществе крайне тревожна и порой опасна, в силу безнравственного и преступного использования гражданских свобод коммерческими средствами информации, политическими террористами, криминальными элементами. В конечном счете, обе системы глубоко порочны и стремительно увлекают человечество к экологической и социальной катастрофе, заключал Агурский. Автор сравнительного анализа двух типов современного индустриального общества подчеркивал необходимость построения новой социальной модели на основе духовных и нравственных ценностей, с центром тяжести на уровне малой самоуправляемой общины, с общественным контролем над средствами массовой информации, освобожденными от коммерческих и пропагандистских функций. Это более органичное, одушевленное и нравственно ориентированное общество, на взгляд Агурского, может явиться результатом не самого по себе хода истории, но творческого порыва людей к лучшему будущему.

Следует отметить, что в сборнике нашла продолжение полемика с антипатриотическими, антирусскими материалами самиздата, опубликованными в Париже в редактируемом Н.А.Сруве «Вестнике Русского Христианского Студенческого Движения» (№ 97), и озаглавленными «Меtanoia», что в переводе означает покаяние или самоосуждение. Публицисты-западники   утверждали, в частности, что Россия принесла в мир более зла, чем любая другая страна, что коммунистическая революция имеет сугубо русский национальный характер, что русский мессианизма лежит в основе большевизма и что русский народ есть народ-нигилист, чуждый собственной национальной культуре. Полемизируя с этими суждениями в статье «Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни», Солженицын заострил вопрос об интернациональных факторах революции 1917 г., о массовом участии в установлении большевистского режима представителей российский национальных меньшинств и о тяжелейших потерях русского народа, принявшего на себя основной удар интернационал-коммунистической стихии. Конечно, побеждая на русской почве, эта стихия увлекла и русские силы, замечал Солженицын. Однако возлагать всю ответственность за кровавый эксперимент только на русский народ, вести речь о сугубо русской природе революции есть искажение исторической правды и забвение тех жертв, которые понесли русские, приняв на свои плечи гнет большевизма[7].

Сборник «Из-под глыб» был по-разному встречен в среде оппозиционных интеллектуалов. Западнически ориентированные «диссиденты» не могли согласиться с довольно консервативными религиозными и национально-почвенными воззрениями «младовеховства» (как назвал Солженицын возглавленное им направление общественной мысли). Но для национально ориентированных людей сборник явился фактором дальнейшего изживания ходульных западнических представлений, углубления культурного самосознания и очередным связующим звеном трагически разорванных фрагментов русской культурно-исторической памяти.

[1] Интересно заметить, что весьма оригинальный и динамичный мыслитель Г.М. Шиманов идеологически существенно разошелся с В.Н.Осиповым, придерживающимся строго славянофильских, антисоветских и православно-монархических убеждений. Шиманов пришел к выводу, что в случае скорого падения советской власти у государственного руководства России неминуемо окажутся западники и стоящий за ними Запад, враждебный принципам русской самобытности и русскому национальному движению. Поэтому русским патриотам логичнее стать на сторону советского режима, как бы он ни был плох, и поддерживать его против западников. Тем самым русские национальные силы помогут устоять режиму меньшего зла в борьбе с неизмеримо худшей перспективой и окажутся в более выгодном политическом положении. Русские патриоты смогут, пока сохраняется советский режим, расширить и укрепить свои позиции, дряхлеющий же советский строй будет вынужден либо опереться на русско-православные идеи, либо попросту рухнуть, под давлением Запада и западников. Такого рода русско-православно-советская установка и нашла отражение в альманахе «Многая лета».

Внешняя логика этой точки зрения не учитывала, однако, того обстоятельства, что советский правящий слой, идеологически и нравственно разлагаясь, более естественным образом становился подвержен влиянию Запада и его агентов, нежели влиянию носителей русской-православной идеологии, несравненно более сложной, духовно-аристократической, требующей высокой нравственной культуры. Вскоре это стал осознавать и сам Шиманов. (См. Шиманов Геннадий. За дверями «русского клуба» // Наш современник. 1992.№ 5. С.160.)

[2] Из-под глыб. Сборник статей.- Paris. Ymca-Press, 1974. С. 27.

[3] Там же. С. 27.

[4] Там же. С. 255.

[5] Там же. С. 207-208.

[6] Там же. С. 211.

[7] Там же. С. 135.