Юрий Булычев «Национально-патриотический подъем»

Национально-патриотический подъем в отечественной культуре, возрождение русского самосознания.

Уясняя духовный характер Великой Отечественной войны, нужно подчеркнуть, что, несмотря на колебания отдельных русских людей и на сотрудничество с немцами малой части народа, в целом русский народ и другие народы России не раскололись, не воспользовались военным временем для различного рода политических и национальных междоусобиц, но соборно поднялись на борьбу с Германией. Даже такие известные противники большевиков, жившие в эмиграции, как А.Ф.Керенский и А.И.Деникин, заняли патриотическую позицию на стороне Советского Союза, причем генерал Деникин предложил Сталину прислать для участие в обороне страны корпус русских добровольцев. Жена известного актера Михаила Чехова Ольга, с 1920 г. жившая в Германии, имевшая огромный успех как киноактриса и приближенная к руководству Третьего Рейха, начала работать на советскую разведку.

Подъем русского патриотизма был не слепым, ибо нацистский дух, обуявший немцев, был ясно и остро опознан общенародным сознанием как дух непомерной гордыни и ненависти, опасный всему многонациональному Саду Божию, существующему на земле. В русских, несших основную тяжесть борьбы и ответственность за ее исход, естественно пробудилась и с практической силой выразилась та «всемирная отзывчивость», то непреклонное стремление спасать всякую в историю сущую народность, какие издавна были отмечены отечественными мыслителями как наиболее своеобразные черты нашего национального миросозерцания. На вызов воинствующего расизма Россия военных лет дала исторический ответ в духе личностно-конкретного трудового и воинского братства представителей различных народов Советского Союза, самых разных вероисповеданий и культур. И в том многонародном жертвенном побратимстве, скрепленном русской сердечностью, ярко отразился исконный христианский дух Руси.

Вместе с Православной Церковью огромную роль в поднятии русского воинского духа в первый период войны сыграли деятели отечественной культуры. Они хорошо поняли, что требуется решительная мобилизация народа на смертельную битву с сильным, самоуверенным, беспощадным врагом. Илья Эренбург, известный своей яркой, наступательной военной публицистикой, пишет в воспоминаниях, что русский человек добродушен и его нужно очень обидеть, чтобы он рассвирепел. К тому же, советские учителя воспитывали детей и подростков в духе международного братства и уважения к материальной культуре. Добродушные от природы и воспитанные таким образом красноармейцы в начале войны нередко высказывали мысли о том, что немецких солдат пригнали к нам капиталисты и помещики и если открыть немецким рабочим и крестьянам в солдатской форме правду о войне, то они побросают оружие. При первых столкновениях с германской армией у наших бойцов не только не было ненависти к врагу, но проявлялось некоторое уважение к цивилизации немцев, и рождалось желание объяснить этим культурным людям, что Гитлер втравил их в неправое дело. «Я должен был предупредить наших бойцов, — вспоминал Эренбург, — что тщетно рассчитывать на классовую солидарность немецких рабочих, но то. что у солдат Гитлера заговорит совесть, не время искать в наступающей вражеской армии «добрых немцев», отдавая на смерть наши города и села. Я писал: «Убей немца!»

В статье, которую я назвал «Оправдание ненависти» и которая была написана в очень трудное время — летом 1942 года, я говорил: «Эта война не похожа на прежние войны. Впервые перед нашим народом оказались не люди, но злобные и мерзкие существа, дикари, снабженные всеми достижениями техники, изверги, действующие по уставу и ссылающиеся на науку, превратившие истребление грудных младенцев в последнее слово государственной мудрости. Ненависть не далась нам легко. Мы ее оплатили городами и областями, сотнями тысяч человеческих жизней. Но теперь мы поняли, что на одной земле нам с фашистами не жить… У нас нет общего языка с фашистами… Мы радуемся многообразию и сложности жизни, своеобразию народов и людей. Для всех найдется место на земле. Будет жить и немецкий народ. Очистившись от страшных преступлений гитлеровского десятилетия. Но есть предел и у широты: я не хочу сейчас ни говорить, ни думать о грядущем счастье Германии, освобожденной от Гитлера, — мысли и слова неуместны, да и не искренни, пока на нашей земле бесчинствуют миллионы немцев…» [1]

В подобном же духе был написал рассказ М. Шолохова «Наука ненавидеть» и многие произведения военной публицистики. Десятки писателей выехали на фронт в качестве корреспондентов. Артисты выступали перед частями действующей армии в составе концертных бригад. Только за первый год войны на фронте побывало 450 таких бригад, объединивших несколько тысяч участников. Поднялись на бой с врагом и художники. Наблюдался стремительный подъем плакатного искусства. В течение двух первых месяцев войны в Москве было распространено 100 тыс. плакатов, принадлежавших известным художникам Радлову, Савицкому, Кукрыниксам. С осени 1941 г. художники стали работать над произведениями станкового искусства — графики и живописи. Ленинградские художники организовали в начале января 1942 г. выставку «Ленинград в дни Отечественной войны», где было представлено 126 картин и эскизов. В выставке участвовало 37 художников. В том же году ленинградские картины были выставлены в Москве.

С самого начала войны наблюдался взлет музыкального творчества. Музыка, как искусство очень непосредственно выражающее стихию переживаний человеческой души, стала развиваться в высоко духовном классическом ключе и в тесной связи с традициями русской народной песни. Только за первые четыре дня войны в Москве было написано более 100 песен, а за три недели около 200. Самой распространенной из них стала «Священная война» на слова Лебедева-Кумача и музыку Александрова. 26 июня 1941 г. она была исполнена на Белорусском вокзале перед отъезжающими на фронт войсками. Спустя несколько месяцев Александров написал «Марш артиллеристов», затем появилась «Землянка» Листова на слова Суркова, «Ой туманы мои, растуманы» Захарова. Песни военных лет стали в большинстве своем торжеством истинно русского народного духа в культуре советского периода. Наряду с тяготением пореволюционного общества к народным песенным началам было заметна и потребность в серьезной классической музыке. Под влиянием войны вновь ожила классическая русская музыкальная культура, родились ее новые проявления, подобные 7 симфонии Шостаковича. Это произведение было закончено композитором в конце декабря 1941 г. в осажденном Ленинграде. В марте 1942 г. 7 симфония была исполнена оркестром Большого Театра в Куйбышеве, а затем в Москве. С.С.Прокофьев отразил тему войны в 7-й сонате для фортепиано, 5-ой и 6-ой симфониях. В 1941 г. композитор начал писать оперу «Война и мир» по роману Л.Н.Толстого, которая была закончена после войны.

Резко повысилось внимание к русской классике в деятельности книгоиздательств и драматических театров. Нужно было показать народу какие высокие нравственные ценности и давние культурные традиции он призван защитить от врага. На протяжении всей войны широко издавались произведения русской классической литературы, а советские театры активно ставили пьесы Гоголя, Островского, Чехова. Зимой 1943-44 гг. был организован смотр русских классических пьес. Более 100 театров приняли в нем участие, поставив 200 оперных и драматических произведений, таких как «Дядя Ваня», «Три сестры», «Ревизор», «Волки и овцы».

Большую роль в культурной жизни воюющего народа играло кино. В этой области были созданы целые военно-документальные фильмы о сражениях под Москвой, на Украине, в Восточной Европе. Несмотря на материально-технические трудности ( в первые месяцы войны все студии художественных фильмов Москвы, Ленинграда, Киева, Минска были эвакуированы на восток и им пришлось налаживать работу в новых условиях), кинопромышленность начала выпуск художественных фильмов. Хотя кино находилось под особо строгим контролем партийной идеологии, и в кинематографии появился целый ряд глубоко русских, человечных, истинно народных произведений, (в частности «Парень из нашего города», «Непобедимые», «Радуга», «Два бойца»).

Главной областью культуры, основным выражением и в свою очередь важнейшим фактором национально-патриотического подъема оставалась художественная словесность. Отечественная литература в военный период обогатилась многими крупными произведениями, в которых на первый план вышли нравственные и волевые качества русского человека, проявленные им в условиях тяжелой борьбы за независимость Родины. Солдатская поэзии Суркова, Симонова, Светлова и многих других поэтов нашла проникновенные лирические формы для отражения военных событий сквозь глубоко личные человеческие переживания.

Среди поэтических произведений военных лет на первое место следует поставить народную эпопею Александра Твардовского «Василий Теркин». Теркин прежде всего русский человек — носитель лучших черт нашего национального характера. Василий отличается ясным умом, моральной крепостью, простой, бесхитростной прямотой характера, жизнелюбием, добродушным юмором, душевной теплотой, тонкой грустью, презрительным отношением к врагу, смелостью и очень спокойным восприятием войны, как тяжелого, неприятного, но крайне важного и необходимого труда. Теркин, по самой своей фамилии, совершенно чужд советской официозности, высокопарным словам о социалистическом патриотизма. Он очень естественен и искренен. И в этом заключалась особая убедительность образа русского солдата для сотен тысяч соотечественников, которых нельзя было обмануть и которые узнали в Теркине своего парня.

Следует сказать о глубокой народности языка поэмы, вобравшей сокровища фольклора и массу приобретений фронтового солдатского юмора. Судя по воспоминаниям А.Твардовского, он ясно почувствовал самобытность, способность к саморазвитию своего персонажа и осуществлял дальнейшую работу над всенародным произведением совместно со своими читателями, которые много писали и советовали поэту как следует строить повествование. Отмечая, что поэма — произведение коллективного авторства, Твардовский был горд тем, что способствовал выявлению образа Теркина, который приобрел широкое распространение в народе [2] .

Среди крупных прозаиков военных лет на первый план вышли фигуры М.Шолохова и А.Фадеева. В романе «Они сражались за Родину» Шолохов изобразил войну без прикрас, нарисовав образы измученных тяжелыми боями солдат и командиров, отступающих в глубь страны, но сохраняющих честь и достоинство. Поступками героев Шолохова руководит чувство глубокой общности своей судьбы с судьбой России. Непосредственно Родина для героев романа, как и в лучших произведениях солдатской лирики, выступает в личностях боевых товарищей в образах родных и друзей. Этот личностный колорит отношения солдат к Отечеству, через верность друзьям, долгу, любви, является глубоко русским по своему «соборному» нравственно живому характеру, равно чуждому и официозному коллективизму, и шкурному индивидуализму.

В романе Фадеева «Молодая гвардия» рассказывается о борьбе с врагом подпольщиков-комсомольцев. Основу романа определяет подлинная история героической борьбы и гибели подпольной организации молодежи в оккупированном немцами Краснодоне. К сожалению, влияние идеологической цензуры привело к искажению некоторых фактов и первоначальных замыслов писателя. Роман получился менее духовным и более политизированным в коммунистическом духе, чем это предполагал Фадеев. Тем не менее, «Молодая гвардия» проникнута высоким нравственным и патриотическим пафосом. По замечаниям исследователей этого произведения, если внимательно прочитать роман, особенно его первый идеологически не обработанный вариант, то нетрудно будет увидеть глубокую связь романа советского писателя с русским традиционным мировосприятием в идеях жертвенности, искупления, в образах ангельского благословения героев [3] .

Для понимания смысла культурного переворота в жизни советского общества военных лет, нужно принять в расчет, что оттеснение советско-патриотического и коммунистического моментов духом национального русского патриотизма было присуще творчеству всех крупных литераторов. «Русский характер» Алексея Толстого, «Морская душа» Леонида Соболева свидетельствовали об обращении к душе народа, а не к идеологии. Эта же линия может быть прослежена в драматургии, на примерах таких пьес, как «Русские люди» К.Симонова, «Нашествие» Л.Леонова, «Фронт» А. Корнейчука, созданных в 1942 г. В них выступают на первый план личности исключительной нравственной чистоты. Любовь, долг, веления совести — вот какие духовно-психологические процессы выявляли авторы этих произведений и актеры, участвовавшие в спектаклях. Режиссеры применяли очень спокойные, трезвенные, психологически ориентированные приемы, чтобы не исказить правдивость русских традиционных характеров влиянием сугубо большевистской идеологической патетики и неврастеничности. Такого рода режиссерский подход был органически присущ и в мирное время психологической школе МХАТа. Поэтому «Русские люди», в постановке Немировича-Данченко, на сцене МХАТа получились действительно глубоко русскими, малосоветскими и художественно достоверными.

Разумеется, влияние большевистско-коммунистической идеологии на литературу и искусство продолжало осуществляться. Это выразилось в стихах, прозе, кинофильмах, посвященных гениальности Сталина и мудрости ленинско-сталинской партии. Особенно заметно большевистский колорит в культуре стал усиливаться к концу войны, когда стало ясно, что советскому режиму уже ничто не угрожает. В высших партийных кругах, глубоко проникнутых интернационал-социалистическими установками, начало проявляться явственное недовольство ростом русского национального духа и самосознания в широких слоях народа, а также резким повышением общественного значения Русской Православной Церкви.

И все же духовное очищение Советской России пламенем Великой Отечественной войны мощно способствовало реанимации самобытных сил русского национального организма, укреплению фундаментальных традиций русской культуры, проявлению вневременных черт Святой Руси в душе воюющего народа, который в тяжкой борьбе с новейшем мракобесием Запада вновь ощутившего себя народом христианской нравственности.

[1] Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. Собр. соч. в 9 томах. Т. 9. М.: Худ.лит-ра, 1967. С.289-290.

[2] См.: Твардовский А.Т. Как был написан «Василий Теркин». Собр. соч. в 6 томах. Т. 5. М.: Худ. Лит-ра, 1980. С.138.

[3] См.: Казин А.Л. Искусство и истина // Новый мир. 1989. № 12. С. 243.