Возрождение Державы информационно аналитический портал
Для понимания культурно-исторической важности принятия Киевской Русью христианства именно от Восточной Римской империи (Византии), следует хотя бы в самом сжатом виде сказать о том, что собой представляла византийская цивилизация и какого рода религиозно-духовную традицию она предала Древней Руси.
Начать уместно с напоминания, что цивилизация Византии, в лоне которой сложились догматика и культ Православия, являлась цивилизацией не чисто европейского и не чисто азиатского характера. Став самостоятельным государством со столицей в Константинополе после разделения с западной частью Римской империи в 395 г., Византия распространяла свою власть на территории, находящиеся в Европе, Азии и Африке. В Восточную империю входили Малая Азия, Балканский полуостров, острова Эгейского моря, Сирия, Палестина, Египет, Киренаика, опорные пункты в Северном Причерноморье. Западная Римская империя закончила свою историю под натиском варваров в 476 г. Восточная же просуществовала еще почти тысячу лет, до 1453 г., когда была завоевана турками-османами. Спустя столетие после падения Константинополя она была названа западноевропейскими историками «Византия», хотя сами обитатели Восточной империи называли ее Римской, а себя римлянами (ромеями).
Культурное своеобразие восточной части Римской империи дало знать о себе еще до раскола единого государства. Само перенесение его столицы на Босфор первым христианским императором явилось следствием стремления Константина Великого бежать на Восток от традиций античного язычества. Христианство по своему духовному типу было столь противоположно языческому наследию Рима, что замысел соединить будущность Римской империи с новой религией создавал огромные трудности. Официальное признание христианства императорской властью мало что изменило на практике. Рим продолжал оставаться культурным центром языческого миросозерцания. Вступить в открытую борьбу с последним Константину было не по силам. И он решил строить новую цивилизацию рядом со старой. «Христианская империя не могла упразднить языческое царство, – замечает Е.Н. Трубецкой в своем известном культурно-историческом исследовании, – а могла существовать лишь рядом с ним как другой Рим, как град Константина» [1].
Интеграция территорий, принадлежащих к различным частям света, а соответственно и сочетание наследия европейской античности с влияниями эллинистического Востока в византийской культуре, делало Восточную империю державой великого культурного синтеза, плоды которого выходили за рамки регионального значения. Символически это выразилось в местоположении столицы империи – Константинополя. Созданный на месте древнего греческого города Виз[а]нтия и освященный в 330 г., он, по слову С.С. Аверинцева, явился «знаком вселенского задания ромейской державы». Столица Византии не вписывалась ни в ряд азиатских, ни в ряд европейских городов. Расположенный в области Босфора, Мраморного моря и Дарданелл, где Азия и Европа вплотную подступают друг к другу, Константинополь, поясняет вышеназванный автор, оказался у стен легендарной Трои, где «локализовано мифическое начало эллинской истории, через Энея – римской истории, через римлян – европейской, в том числе и русской истории, а по некоторым комбинациям – истории азиатских народов. …Это знаменательное место. Город, который его занимает … в каком-то смысле сам себе мир, как сама себе миром была в свое время Римская империя» [2].
Суждение известного ученого-византолога позволяет понять, что столица на Босфоре явилась не просто крупнейшим центром цивилизации, но геокультурной точкой, сконцентрировавшей все высшие плоды интеллектуального, религиозного, эстетического опыта человечества первых веков христианской эры. Гомер, греческая философия и римское право; Библия и аскетическая практика раннего христианского подвижничества; древние эзотерические учения и мистические традиции Востока – все это существовало и удивительно сочеталось в пределах даже не одного государства, а в границах одного города – Константинополя, второго Рима, Царьграда. Со своими богатыми дворцами, пышными придворными ритуалами, великолепными храмами и глубоко символичными, одухотворенными богослужениями столица Византии, насчитывающая, возможно, миллион обитателей, потрясала воображение путешественников из стран Азии, Африки и Европы.
Имея осевое, структурообразующее значение внутри развивающейся христианской ойкумены, будучи ее религиозно-духовным ядром, Византия служила источником идей, творческих импульсов и кладезем общественно-культурного опыта для формообразования и развития всего жизнеспособного в окружающем социальном пространстве. Восточная империя исторически стимулировала становление двух восходящих провинций христианского мира: римско-латинской и православно-русской. Причем обе они усиливали свои мировые функции вместе с ослаблением культурно-исторической роли Византии, только первая – как оппонент Восточной империи, а последняя – как творческая хранительница ее наследия.
Универсальный смысл византийского синтеза будет более ясен, если принять во внимание решающую роль греческого духовно-созерцательного начала в культуре Византии, в то время как культура Западной империи испытала существенное влияние формально-логического склада латинского ума. Достаточно восприимчивая к наследию восточного мистического созерцания греческая ментальность изначально и гораздо более, чем римская, впитала в себя духовные стихии Азии. Они сказались в идеях орфиков, в философии пифагорейской школы, в возвышенно-метафизическом умозрении Платона и в методах экстатического постижения Единого, развитых неоплатониками.
Латинский ментальный тип был проникнут рассудочностью и значительно менее чувствителен к воздействию восточной созерцательной мистики. Он преимущественно тяготел к освоению не метафизических проблем и конечных вопросов человеческого существования, а к решению земных, общественно-политических задач. Поэтому не созерцание платоновских эйдосов, не практика духовного устремления за границы мыслимого, но формальная логика, право, юридический взгляд на мир, способные служить организации социальной жизни, получили большее развитие в римской цивилизации. Известное влияние Востока становится заметным в ней только по мере разложения ее собственных традиционных устоев, причем скорее как признак хаоса и следствие случайного заполнения духовного вакуума, нежели как органическая потребность компенсировать откровениями Азии рассудочность латинского миросозерцания.
Стало быть, далеко не случайно Римская церковь проявила слабую восприимчивость в отношении богословско-мистической практики, столь характерной для христианского Востока, а в целях построения католической теологии вооружилась идеями самого формального и рассудочного из греческих философов – Аристотеля. Греческая церковь же в целях осмысления духовного опыта христианства и разработки православного богословия естественно прибегла к мистическому интуитивизму и символизму неоплатоников. Сопоставление римского и греческого менталитетов позволяет несколько прояснить природу психологического барьера между западноевропейской и русской культурами. «Рим… никогда не понимал Востока, – верно замечает В. Шубарт. – Недостаточное понимание европейскими народами России – есть римское наследие» [3].
Все, сказанное выше, проливает свет на культурно-исторические предпосылки разделения восточно-христианского и западно-христианского мира. Однако следует принять в расчет еще и то, что мистическая ориентация Восточной церкви и общественно-практический характер церкви Западной в значительной мере были обусловлены различием реальных обстоятельств становления той и другой. А именно, после переноса столицы на Босфор в Риме, сделавшемся провинциальным центром империи, усилилось влияние языческих традиций. Христианская община со своим епископом была вынуждена противостоять на Западе духовно чуждому окружению. Вынося на своих плечах всю тяжесть борьбы за существование без помощи государства, христиане начали использовать опыт римской имперской власти в церковной организации. В дальнейшем, после краха государственности, в условиях нашествия «варваров», эта организация превращается в настоящую «империю церкви» – наследницу власти римских императоров. Под давлением исторических обстоятельств на Западе начинают развиваться своеобразные формы вероучения и богослужения, и христианский Рим становится Римом Папским.
Иное положение вещей складывается в восточной части империи. Здесь религиозная и общественно-государственная жизнь строится на тесном союзе церкви и власти императора, служению которого церковь стремится придать христианский смысл. Если на Западе церковь заземляется, насыщаясь государственным духом, то на Востоке не только церковь сохраняет свое возвышенное мистическое значение, но и государство обретает сакральный, харизматический ореол. Преобладание идеи христианской государственности над идеей церковного руководства миром выражается в понимании Константинополя как столицы христианской державы – города кесаря.
Просуществовав около тысячи лет после крушения Западной Римской империи, Византия обеспечила необходимую политическую и культурную стабильность для богословской разработки и догматического оформления христианства. Римская церковь же, после крушения Западной империи и столпотворения «варваров» на ее территории, оказалась в обстановке политической неустойчивости, общего культурного и хозяйственного упадка. Экономические вопросы, задачи организации городской жизни, деятельности монастырей, подготовки священнослужителей, дела политические занимали западных епископов и священников не менее, если не более, чем богословско-догматические проблемы
Очерченные различия в характере церковной жизни и развитии церковного сознания на Западе и Востоке позволяют ясно увидеть, в силу каких обстоятельств именно на Восток перемещаются главные богословские дискуссии периода формирования христианской догматики, почему в Византии происходят Вселенские соборы, определяющие основы христианского вероучения, и что побуждает Запад в одностороннем порядке ввести новые догматы, отклонившие учение католицизма от Традиции, санкционированной Вселенскими соборами.
Параллельно с расширением сферы влияния христианства в среде европейских народов западный епископат предпринимает целенаправленные усилия, дабы обеспечить свое первенствующее значение в христианском мире. Папы Римские вначале стремятся освободиться от подчинения константинопольским императорам, затем противопоставить Византии возникшую на Западе Священную Римскую империю германской нации. Резкое обострились отношений между Римом и Константинополем во второй половине IX в., что было вызвано в значительной мере деятельностью Папы Николая I, провозгласившего доктрину вселенской теократии Римской церкви. В середине XI в. папство снова вступило в острое противоборство с Константинополем, после того как Папа Лев IX потребовал от византийского императора и Константинопольского патриарха возвращения земель Южной Италии, указанных в сфальсифицированном латинянами документе «Константинов дар». Патриарх Михаил Керулларий отказался от любых уступок, а архиепископ Охридский Лев выдвинул письменное обвинение латинян в нарушении традиционно определенных догматов и обрядов. Результатом обострения отношений Восточной и Западной церквей явилось возложение папскими легатами 16 июля 1054 на алтарь собора св. Софии буллы об отлучении Михаила Керуллария и Льва Охридского от церкви. Через несколько дней константинопольский синод отлучил от церкви послов Папы Римского [4].
В итоге раскола единой церкви на римско-католическую и греко-православную борьба между христианскими Западом и Востоком приобрела еще более острые и организованные формы. Главной целью Востока в этой борьбе являлась защита чистоты православия не как условной «восточной формы» христианской религии, а как правоверного, истинно традиционного и вселенского христианства. Главной же целью Запада являлось подчинение конкурирующей церкви и распространение на христианский Восток власти римско-католической иерархии. Поэтому свою основную задачу Папский Рим видел в навязывании православным церквам унии [5], подчиняющей их латинскому руководству, а когда уния не удавалась и борьба принимала военно-политический оборот, Рим не проводил особых различий между православными христианами, с одной стороны, мусульманами и язычниками, с другой. «По отношению к грекам латиняне испытывали смесь зависти и презрения, идущего от более или менее подавляемого чувства неполноценности, – замечает Жак Ле Гофф. – Латиняне упрекали греков в том, что они манерны, трусливы, непостоянны. Но прежде всего они обвиняли их в богатстве. Это была рефлекторная реакция воинственного и бедного варвара на богатого цивилизованного человека» [6].
В силу приоткрытых видным французским историком мотивов Четвертый крестовый поход, начатый в 1204 г. латинянами против мусульман, обернулся штурмом православного Константинополя. Город был наполовину сожжен и основательно разграблен, не исключая святых алтарей христианских храмов. Завоеватели, выбрав из своей среды императора, основали латинскую империю. В 1261 г. никейский царь Михаил Палеолог занял Константинополь и заставил бежать латинского правителя.
В XIV веке Византия пережила новый духовный подъем, импульс которому дало православно-мистическое движение исихастов. И все же жизнеспособность греко-византийской цивилизации ослабевала, ее территория необратимо уменьшалась. Над остатками Восточной империи нависла угроза турецкого завоевания. Чтобы побудить западный христианский мир к борьбе против мусульманского наступления, в 1439 г. на соборе во Флоренции церковными и государственными руководителями Византии была заключена уния с папским Римом. Однако помощь Константинополю со стороны Запада не была оказана, и менее чем через пятнадцать лет после унии турецкие войска завоевали град Константина. Византия перестала существовать. Но на обширной Русской равнине уже поднялись церковные главы и крепостные башни новой православной державы.
Переходя к вопросу об отношениях Византии и России, нельзя не заметить признаков геокультурного и соответственно духовно-мировоззренческого родства между двумя империями. Россия в качестве универсального государства, внутри себя связывающего Европу и Азию, исторически так же, как Византия, явилась областью обширного, евроазиатского культурного синтеза, отнюдь не случайно унаследовав именно «греческое» православие. Преемственная связь отечественной цивилизации и Восточной Римской империей началась с крещения Руси в 988 г. и организации церкви при помощи греческих священнослужителей. С тех пор греко-византийская духовность и образованность становятся живительными началами развития русской православной культуры.
С точки зрения Византии, приняв христианство, Русь стала ее частью. Русские признавали главенство византийского императора над всем христианским миром, однако значительная отдаленность Великого княжества Киевского делала его зависимость от Константинополя весьма символической. Представителем Восточной империи в русских пределах являлся Киевский митрополит, назначаемый Царьградом. Из 23 митрополитов, упоминаемых в наших летописях домонгольской эпохи, 17 были греками, 2 русскими и 4 неизвестного национального происхождения [7]. Принадлежность молодой русской цивилизации к широкой, по идее вселенской, православной общности с центром в Константинополе была важным фактором развития духовного универсализма в отечественном культурном самосознании. Явившись религиозной метрополией относительно Руси, установив там единую церковь, Византия способствовала укоренению среди русских традиции единоцерковности, которая сыграла решающую роль в обеспечении национального единства страны, когда она потеряла политическую целостность и затем подпала под татаро-монгольское иго.
Особо важная роль православной Церкви в политической жизни Киевской Руси определялась не только централизацией церковного управления, но и важнейшей посреднической ролью иерархов в сложных, конфликтных отношениях между князьями. Для церковного сознания каждое древнерусское княжество являлось составной частью единой Православной Руси, а потому епископы, игумены и священники были важнейшими носителями в древнерусском обществе начал единства, мира, благочестивой нравственности и человеколюбивой правовой культуры. Зачастую при отсутствии в городе князя епископ выполнял его функции, а митрополит Киевский был вторым лицом после великого князя. С другой стороны, и князья получили значительные права участия в делах Церкви. В частности, право на поставление епископов великий князь Киевский разделял с митрополитом.
Приобщение же Руси именно к православной традиции обеспечило русскую культуру источником благодатных духовных энергий истинного христианства. Ибо православие есть строго традиционное исповедание, озабоченное воспроизведением изначального христианского духовного опыта и сохранением церковных возможностей приобщения к нему верующих. К изначальному же опыту христианской религии относится мистическое соединение человека с Богом через Сына Божия Иисуса Христа (то есть через вхождение христианина в духовно-нравственную связь с Его личностью и в духовно-телесную связь с Его Кровью и Его Телом). Следовательно, христианство по изначальному смыслу своему есть не просто вера во Христа, а традиция воцерковленной жизни на основе всестороннего, действительного приобщения личности человеческой личности Божественной, практического «стяжания» благодати Святого Духа.
Отсюда вытекает фундаментальное для Восточной церкви почитание святости как свидетельства участия Духа Божия в преображения человеческого естества. Именно это почитание обнаруживает глубокое единство эзотерических и экзотерических начал, тесно взаимосвязанных в сфере православной традиции, ибо святость достигается на пути персонального духовного делания, индивидуального подвига, однако признается и прославляется церковью лишь благодаря опыту признания и почитания святого церковным народом. Ничто так не отличает восточного христианства от западного, как особая восприимчивость православного человека к святости и сердечное благоговением перед святыми.
Будучи строго традиционным, мистически ориентированным христианством, православие ставит своей задачей неукоснительное сохранение в веках духовно преображающего измерения новозаветной религии, вопреки сведению последней к мироорганизующим задачам (в католицизме) или к педагогически-моральным функциям (в протестантизме). Стремление православного христианина совершенствовать не только нравственные начала человеческого существования, но и сами духовные силы-побуждения, лежащие в основе нравственных начал, его глубокая богословско-мистическая сосредоточенность заставляют искать не внешнего знания, а способов сокровенного приобщения к истине, духовного зрения, сердечного ведения.
Так в лоне православия развивается особый, далеко не характерный для других, более обмирщенных христианских конфессий сакрально-символический взгляд на мир. Понятие святой духовной чистоты, жизненно-практические критерии пребывания человеческого духа в истине первостепенны для православного сознания, довольно равнодушного к внешней убедительности и логической доказательности воззрений. Взгляд не из ума, не из чувства, а из сердца крайне характерен для православной точки зрения на мир. Этим объясняется то, что ценность целомудренности, уравновешенной трезвенности миросозерцания, в котором не должно быть уклонений в сторону неразумной чувственности или отвлеченной умственности, является наиважнейшей для восточного христианина.
В своей известной книге о Православии о. Сергий Булгаков вполне справедливо и точно указал, что каждой из исторических ветвей вселенского христианства дан свой особый дар, преимущественно ее выделяющий: католичеству – дар власти и организации; протестантизму – этический дар честности житейской и интеллектуальной, православным же народам, и прежде всего Византии и России – дано видение умной красоты духовного мира. Это духовно-художественное созерцание изнутри определяет специфику православного богослужения и православного благочестия[8]. Характеризуя духовную основу восточно-христианского мировоззрения как «мистический реализм», о. Сергий пишет: – «мистика есть воздух Православия, окружающий его атмосферой хотя и различной плотности, но всегда движущейся. Это наглядно чувствуется при сопоставлении: достаточно сравнить впечатление от протестантской кирхи и православного “намоленного храма”, чтобы почувствовать это облако славы Божией, на него опустившееся… Жизнь в православии связана с видением миров иных, и без него она просто не существует» [9].
Таким образом, приобщение Руси к греко-православной традиции стало судьбоносным событием в истории русской культуры и цивилизации. Крещение наших славянских предков Владимиром святым положило начало целой эпохе духовного формирования русского народа. Подобно равноапостольному князю, преобразившемуся после приобщения христианству (распустившему свой многочисленный гарем, воздвигшему храм во имя Успения Пресвятой Богородицы на месте убийства киевскими язычниками христиан Феодора и Иоанна, начавшему оказывать щедрую помощь бедным и убогим и даже остерегавшемуся карать преступников из-за боязни жестокосердия и греха), древнерусское общество с 988 года стало на путь религиозно-нравственного совершенствования.
Особенности крещения страны, обстоятельства исторической жизни и своеобразные душевные качества русского славянства привели к тому, что служение Православию превратилось во всенародное дело. Христова вера внутренне сплотила русских людей, сделала Русь самостоятельной культурно-исторической индивидуальностью, противостоящей как католическому Западу, так и нехристианскому Востоку. Если бы Русь, находящаяся на стыке разных религий и цивилизаций, всенародно не утвердилась в Православии она оказалась бы неизбежно разорвана между разными вероисповеданиями и не состоялась как великая держава. Печальную судьбу народа, распавшегося по вероисповедным признакам, мы можем наблюдать в истории современной Югославии, где единокровная южнославянская народность разделилась на православных сербов, католиков-хораватов и славянских мусульман, впав в ожесточенную кровопролитную междоусобицу.
К счастью, Россия пошла по иному пути. Начиная свою историю в стране, не защищенной природою, открытой с востока, юга и запада, легко доступной вражеским нападениям, русский народ, по верной мысли С.М. Соловьева, восполнил отсутствие ясных физических границ своей страны твердыми духовными границами, в которых стал развивать свою культурную жизнедеятельность.
[1] Трубецкой Е.Н. Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке. Часть 1.– М., 1892. С. 7.
[2] Аверинцев С. С. Византия и Русь: два типа духовности // Новый мир. 1988. № 7. С. 215.
[3] Шубарт В. Европа и душа Востока. – М.: Русская идея, 2000. С. 54.
[4] В 1965 г. на II Ватиканском соборе католической церкви Папа Павел VI и Константинопольский патриарх Афинагор I объявили о своем решении «предать забвению» анафемы 1054 г.
[5] Уния (от латинского unio – объединение) – способ мирной экспансии католицизма (в отличие от экспансии путем крестовых походов, благословляемых Папой). Уния – соглашение между руководством римско-католической и поместной православной церквей, предполагающее принятие последней догматики католицизма (с его ошибочным пониманием исхождения Духа Святого, неправославными догматами о непорочном зачатии Девы Марии, сверхдолжных заслугах, непогрешимости Пары Римского в вопросах вероучения и т.д.) и подчинение римско-католической юрисдикции при сохранении восточно-христианской обрядности. От термина «уния» происходит понятие «униатство», обозначающее церковное направление, которое практикует восточно-христианский обряд, но по догматике является католическим.
[6] Ле Гофф Жак. Цивилизация средневекового Запада. – М.: Прогресс-Академия, 1992. С. 133.
[7] Мейендорф И., прот. Византия и Московская Русь: очерк по истории церковных и культурных связей в XIV веке. – Париж: Ymca-Press, 1990. С. 28.
[8] См.: Сергий Булгаков, прот. Православие: очерки учения православной церкви. Париж: Ymca-Press, б/г. С. 278.
[9] Там же. С. 309.