Возрождение Державы информационно аналитический портал
Петр Великий явился не только великим реформатором, но и великим наследником Московской Руси, во всем том, что касается неразвитости русского просвещения и самосознания. В силу своего реформистского порыва он сумел решительно перевернуть общественно-государственную жизнь, а в силу изначального недостатка самосознания объективная историческая потребность усовершенствования отечественной цивилизации стала удовлетворяться полуслепым путем проб и ошибок. В итоге, первая четверть XVIII столетия явилась для России временем духовных и социальных потрясений, разрывов и разломов органики молодого, глубоко самобытного общества. Создавая абсолютистское бюрократическое государство, Петр нимало не думал о религиозно-нравственном призвании верховной власти, об интересах и правах земского общества. Озабоченный прежде всего казенной пользою, он повел Россию вперед главным образом в плане решения сиюминутных задач образования, промышленности и безопасности. Но, подрывая духовно-органические основы русского исторического развития, он в многих отношениях отбрасывал страну далеко назад за московский период, что осложняло ее будущие судьбы.
Преобразователь расширял русское миросозерцание, побуждая в нем развитие научно-исследовательского интереса к миру, любопытства к культурам иных народов и их историческому опыту. Но, вместе с тем, приземистый практицизм петровских идейных установок отвращал общественное сознание от религиозного смысла бытия, имевшего столь важное значение для общества московской эпохи. Не понимая глубокой общественно-духовной роли русского монастыря, Петр пытался приспособить монастыри к решению мирских задач, сделав их ремесленными мастерскими, школами, приютами для убогих и престарелых. Отбирая церковное имущество, самодержец лишал Церковь возможности сколько-нибудь самостоятельно осуществлять духовно-просветительную деятельность, а своим высмеиванием церковной иерархии и православных обрядов показывал подданным пагубный пример кощунственного осмеяния традиционных устоев русской жизни.
Царь-преобразователь стимулировал личную служилую предприимчивость, вознося службу над породой, широко отворяя двери в высшее общество способным людям из простонародных слоев и иностранцев, смело омолаживая правящее сословие, непрестанно твердя дворянству, что служба – его главная обязанность, источник всего его благородства. Но наряду с этим было ослаблено значение традиций в государственном деле и положено начало чрезмерной интернационализации служилого слоя, его отрыва от русских национальных воззрений. Вводя во все государственные органы иностранцев и заимствуя массу иноземных элементов, Петр вредил былой органичности государственного строения, запутывал его, делая непонятным народу.
Петр стремился просветить и побудить общество к самодеятельности, однако, не понимая роли и места собственно общественного начала в государстве, сводил просвещение к принудительному школярству. Расширяя же и видоизменяя крепостное право, по существу насаждал домосковские древнехолопские принципы личной зависимости, которые были преодолены в московский период (где крепостное право имело общегосударственный смысл).
И все же петровские реформы сами по себе не ставили креста на положительно-самобытном развитии реформированной России, не предрешали ее трагической участи в ХХ веке. Петр не был западником по вере. Чуждый всякого идеализма, унаследовав практическую хозяйскую смекалку московских государей, он относился к Европе просто как к кладезю полезных знаний и ремесел, которыми хотел восполнить недостаток умственных средств и материально-технических орудий отечественной цивилизации. Он вовсе не желал совершать революционный переворот и переводить русскую жизнь на непривычные ей западноевропейские основы. Национальная осмотрительность окончательно не покидала Петра, который если и предписывал учинить свод российских законов со свода шведского, то рекомендовал делать это с умом, используя иностранный пример, но приноравливая его к местным правовым обычаям. И только социальные условия, в которых преобразования начались, постепенно превратили их в революционный процесс по методам осуществления и по историческим последствиям.
В качестве общей культурно-исторической оценки дела Петра нам созвучны следующие слова И. А. Ильина о преобразователе: «Он понял, что народ, отставший в цивилизации, в технике и знаниях, – будет завоеван и порабощен и не отстоит себя и свою правую веру… Он постиг необходимость дать русскому сознанию свободу светского, исследовательского взирания на мир, с тем, чтобы сила русской веры установила в дальнейшем новый синтез между Православным Христианством, с одной стороны, и светской цивилизацией и культурой – с другой стороны… Он был уверен, что Православие не может и не должно делать себе догмат из необразованности и из форм внешнего быта, что сильная и живая вера проработает и осмыслит и облагородит новые формы сознания, быта и хозяйства» [1] .
Весьма сходным оказывается мнение на этот счет Л. А. Тихомирова: «В Петре – величие русского духа, в Петре жалкая отсталость России, бедность ее умственных средств. Но средства наживаются, если сохраняется величие духа. Впоследствии стали проявляться у нас искры уже просвещенного сознания и просвещенной веры. Если Россия настоящего и будущего сохранит свою лучшую черту “любовь к истине”, решимость жить только правдой, что было у Петра – то Петровская реформа и станет исходным пунктом того, что говорил сам преобразователь в словах: “А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога: жила бы только Россия в чести и славе…”
А если у нас исчезнет любовь к истине – то не Петр будет виноват в этом…» [2]
Соглашаясь с почтенными авторами в самом общем духовно-историческом плане, нельзя не заметить, что при всей необходимости преобразований и даже неизбежности их грубых, насильственных форм в условиях недостаточно развитого общественно-культурного самосознания, они объективно настолько затрудняли здоровое развитие нации и государства, что создание в стране цивилизации, базирующейся на просвещенной православной традиции, оказывалось делом практически маловероятным. В этом состояла подлинная драматичность петровской эпохи, ее не подлежащий какой-либо однозначной оценке исторический смысл: спасая Отечество от европейского рабства и превращая его в могучую империю, Петр добровольно пошел на духовное разрушение западной границы Руси, внедряя в органически-традиционное, умственно незакаленное общество, вместе с полезными знаниями и умениями, продукты европейского религиозного разложения. Своей грубой, размашистой рукой, царь-преобразователь посеял инородные семена, взятые из чужой почвы, в нашем социально-культурном организме. Значительные общественные силы отныне были отвлечены от созидательной работы на преодоление искусственно внесенных противоречий, на изнурительную самокритику, на выработку духовного иммунитета к следствиям развития в России инородных принципов жизнестроительства.
[1] Ильин И.А. Наши задачи.Т.1.-М.:Рарог,1992.-С.286-287.
[2] Тихомиров Л.А.Монархическая государственность.-СПб.,1992.- С.293.