Юрий Булычев «Личность Петра Великого, цели и характер его реформ»

Петр родился в Москве 30 мая 1672 г. , явившись четырнадцатым ребенком царя Алексея Михайловича и первым от его второго брака с Натальей Кирилловной Нарышкиной. Детство будущего императора прошло в окружении иноземных вещей – заморских кукол, музыкальных ящиков и клавикордов, которые уже успели заполнить женскую половину и детские комнаты кремлевского дворца. По старому русскому обычаю Петра начал учить с пяти лет подьячий Никита Зотов, который после назначения учителем царского сына был произведен в дворяне. Зотов прошел с Петром Азбуку, Часослов, Псалтырь, Евангелие и Апостол, способствовал развитию интереса царевича к истории, рассказывая ему о славных событиях русской старины и рассматривая с ним рукописи с рисунками из дворцовой библиотеки. По достижению Петром десятилетнего возраста обучение его прервалось, ибо за смертью царя Федора последовали придворные беспорядки, вызвавшие страшный стрелецкий мятеж, избиение бояр и провозглашение Софьи правительницей государства. Царица-вдова Наталья Кирилловна с сыном-царевичем оказались вытесненными из Кремля и обосновались в селе Преображенском. Так, по словам В.О. Ключевского, силой обстоятельств опальный царь, выгнанный сестриным заговором из родного дворца, с десяти лет перешел из учебной комнаты прямо на задворки.

Известные военные потехи в Преображенском подогрели страсть Петра к иноземным диковинам, а страсть к диковинам вызвала стремление к дальнейшей учебе. Петр быстро осваивает арифметику, геометрию, артиллерию и фортификацию, овладевает астролябией, изучает строение крепостей, учится вычислять полет пушечного ядра под руководством голландца Тиммермана, начинает строительство флотилии на Переяславском озере. До 17 –летнего возраста будущий царь играет в военные игры с живыми людьми и настоящими пушками, лишенный всякого нравственного руководства и предоставленный самому себе. Старшие братья Петра переходили из рук подьячих, обучавших их церковной грамоте, к воспитателям, которые знакомили их с передовыми политическими и нравственными воззрениями того времени, включавшими понятия о гражданстве, о предназначении государя и его обязанностях перед подданными. У Петра же не было таких наставников, и он остался беспризорным в области политического мышления и нравственного воспитания. «Вся политическая мысль его, – говорит Ключевский,– была поглощена борьбой с сестрой и Милославскими; все гражданское настроение его сложилось из ненавистей и антипатий к духовенству, боярству, стрельцам, раскольникам; солдаты, пушки, фортеции, корабли заняли в его уме место людей, политических учреждений, народных нужд, гражданских отношений. Необходимая для каждого мыслящего человека область понятий об обществе и общественных обязанностях, гражданская этика, долго, очень долго оставалась заброшенным углом в духовном хозяйстве Петра. Он перестал думать об обществе раньше, нежели успел сообразить, чем мог быть для него»[1].

Смутность политических и этических представлений Петра о предназначении государя и природе общественно-государственной жизни повлекли за собой его нравственную неразборчивость в подборе сотрудников и помощников после утверждения на царском троне. Руководствуясь только практическими соображениями, он приближал к себе прежде всего тех, на кого мог безусловно рассчитывать в своем преобразовательном деле и кого мог использовать против консервативной старины. Не случайно костяк ближайшего окружения Петра составили международные бродяги из Немецкой слободы и бродяги отечественные. В числе членов петровской компании мы находим авантюриста и прожигателя жизни из Женевы Франца Яковлевича Лефорта, наемного шотландского генерала Патрика Гордона, бывшего камердинера голландского вице-адмирала Генриха Остермана (ставшего у Петра дипломатом с лакейскими ухватками), наконец «Алексашку» Меншикова – человека темного происхождения, сметливого и отчаянного, но вороватого и невежественного, не знавшего грамоты и умевшего только подписать свое имя и фамилию. Эта крепко пьющая, грубо развлекающаяся, часто скандалящая и дерущаяся компания, в которой объяснялись на «тарабарской» смеси слов французских, немецких и старорусских, а переписывались, используя латинские буквы для русских слов или русские буквы для латинских, конечно же не могла служить источником какой-либо органичности, системности и последовательности в государственной деятельности царя [2].

Только со временем, под влиянием опыта царствования у Петра образовалась своего рода «политическая философия». К первоначалам этой философии нужно отнести идею блага Отечества, которая в глазах Петра стала общеобязательным императивом для государя и для подданных, определяющим их первостепенную заботу о двух вещах: внутреннем благоустройстве страны и внешней обороне государства. Эти элементарные обязанности самодержца и всякого россиянина Петр непрестанно подчеркивал во всех основополагающих документах своего царствования. Он стремился внедрить в общественное сознание, что беззаветное служение к славе и пользе Отечества является первейшей обязанностью российского подданного. Причем религиозно-мистические и нравственно-общественные основания этого служения, столь важные для человека, тем более самодержца Московской Руси, в сознании Петра уходили на второй план, а государственное, земное благо приобретало оттенок святости и самодостаточности. Неразвитость религиозно-нравственного начала в политической философии первого российского императора обусловливала бесчеловечно-прямолинейное истолкование им идеи долга перед Отечеством, забвение христианских понятий о личности и достоинстве человека, недопустимую грубость и даже жестокость в осуществлении своей культурной политики.

Следует заметить, что Петр от природы не был груб внутренне. Он обладал художественным чувством, старался достать хорошие статуи и картины в Италии и Германии, именно Петр начал коллекционировать произведения искусства, заложив основу Эрмитажа. Царь-преобразователь имел архитектурный вкус, выписывая из Европы дорогостоящих первоклассных мастеров. Не любя инструментальной музыки и с трудом перенося на балах игру оркестра, Петр любил петь в церковные праздники на клиросе, став в ряды певчих. Он был по-своему набожным, знал церковный обряд, всегда брал с собой в военные походы икону Христа Спасителя, которой благословляла его мать и которая почиталась чудотворной. Он не забывал почитать своего святого покровителя апостола Петра и небесных заступников России. При всем том он являлся уже далеко не церковным человеком, относившимся к православной традиции извне, рассматривавшим монастыри и таинства Церкви опять-таки с точки зрения государственной пользы.

Эта оторванность Петра от традиционных устоев старомосковского сознания позволила ему стать радикальным преобразователем России. Однако нехватка просвещения и религиозно-нравственного сознания препятствовала осуществить реформы последовательно, мудро и дальновидно. Петр сделался реформатором не потому, что прозревал грядущие судьбы государства и стремился реализовать некий план всесторонних усовершенствований русской жизни. Как верно замечает В.О. Ключевский, Петр просто делал то, что подсказывала минута, не затрудняя себя предварительными соображениями и отдаленными планами, только к концу царствования заметив, что совершил своего рода переворот. Война со Швецией повела его и до конца жизни толкала по пути преобразований. Все они диктовались данным моментом и согласовывались между собой не размышлением, а объективной логикой событий. Кроме того, основополагающие цели петровских реформ – расширение русского культурного кругозора; освоение опыта европейской мысли, науки и техники; выход России на морские коммуникации и овладение техникой мореходства; строительство промышленности и боеспособной вооруженной силы – были предначертаны еще в царствование Алексея Михайловича, как образованными людьми того времени, так и реальными историческими условиями. Петр со свойственной ему свободой от старых обычаев и неуемной энергией продолжил дело весьма осторожного, церковно мыслившего отца, используя одни и те же грубые, топорные методы для разрешения и простых и сложных задач. Это воистину был не царь-столяр, а царь-плотник, который, пренебрегая тонким культурным инструментом, но орудуя повсеместно – на верфях, на поприще образования, в застенках Преображенского приказа – топором своей абсолютной власти, одновременно материально усовершенствовал и духовно уродовал свою страну.

В самом присущем Петру стиле преобразований отразился внутренний уклад типичного московского человека, сильного своим инстинктом и практической смекалкой, но не отягощенного навыками теоретического обобщения. Этот стиль деятельности реформатора верно уловил Л.А. Тихомиров, подчеркивая, что в чисто личном плане, когда вставал вопрос, как он в качестве государя должен поступить, Петр почти всегда находил верный ответ. Но когда ему приходилось намечать действие монарха вообще, сформулировать правила и предопределить институты, Петр способен был решить задачу только посредством увековечения какой-либо временной частной меры. «Принцип есть отвлечение того общего, что объединяет частные меры, и что, следовательно, приложимо ко всем разнообразным случаям практики. Этого-то принципа у Петра и не видно. Он гениальным монархическим чутьем знал, что должен сделать он, и оказывался беспомощен в определении того, что должно делать вообще. Поэтому-то он своим личным примером укрепил у нас монархическую идею, как, может быть, никто, и в то же время всеми действиями, носившими принципиальный характер, подрывал ее беспощадно»[3].

В.О. Ключевский также обращает внимание на внутреннюю противоречивость методов деятельности Петра, говоря, что его реформа была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. «Он надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку, народное просвещение, как необходимое условие общественной самодеятельности, хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно» [4].

Но таковы были противоречия не столько деятельности Петра, сколько объективные противоречия самой эпохи. Россия, если она хотела достойно существовать, должна была как бы рывком поднять самою себя за волосы на уровень европейского кругозора и европейской цивилизации, используя те средства, которые были в обиходе довольно косного, не отягощенного просвещением общества и самодержавного государя, оторвавшегося от старых обычаев. Поэтому мы должны видеть не одни грубость и примитивность Петра, но и те проблески просвещенного русского самосознания, которые только в Петровскую эпоху, причем благодаря лично Петру, становятся достоянием отечественного образованного слоя. Ибо именно Петр впервые ясно почувствовал, выразил в своих словах и делах основополагающие геополитические и культурно-исторические задачи России как связующего звена между Востоком и Западом, Азией и Европой. Это великое призвание своей страны он и хотел осуществить, создав новую приморскую столицу, стремясь выйти на морские просторы, построить многочисленные каналы, соединяющие все моря и реки страны в единую транспортную систему, которая позволила бы России стать культурной и торговой посредницей между двумя мирами. Руководствуясь такой перспективой, Петр посылал экспедицию для разведки и описания сухопутного и водного пути в Индию, лелеял мыль об отыскании дороги в Индию и Китай через Ледовитый океан, незадолго до смерти писал инструкцию Камчатской экспедиции Беринга.

Веру в особую мировую роль России поддерживал в царе-преобразователе выдающийся мыслитель и ученый Готфрид Лейбниц, который встречался с Петром во время его заграничных поездок и находился с ним в переписке. Лейбниц мечтал о новой всеобъемлющей западно-восточной культуре и предлагал создать западно-восточные академии для поощрения духовного синтеза. Одну из них он предлагал учредить в Санкт-Петербурге, сделав ее центром целой системы российских академий, университетов и гимназий. Лейбниц высказывал мысль, что Россия, с опозданием начинающая освоение научного опыта, может вскоре достигнуть больших успехов, чем Европа, поскольку имеет возможность пользоваться достигнутым в других странах и избегать их ошибок. Тем более, что русские способны взять все лучшее не только из Европы, но и из Азии и усовершенствовать все, сделанное в обеих частях света [5]. По-видимому, у Лейбница Петр заимствовал идею мирового круговорота наук, в котором Россия призвана стать новым центром научной деятельности, придя на смену Англии, Франции и Германии.

Широкое понимание мировой роли России, очевидно, было несовместимо с убогим провинциализмом западничества, и западником Петр никогда не был. Но он ясно понимал, что для того, чтобы сохранить свою независимость и быть умелой посредницей между Азией и Европой, России надлежит познавать не только первую, но и обладать всеми знаниями и техническими орудиями последней. В.О. Ключевский в работе «Петр Великий среди своих сотрудников» приводит многие суждения и целые фрагменты бесед Петра, свидетельствующие, что его представление о мировой геополитической и культурно-исторической миссии России являлось важным, вдохновляющим и национально ориентирующим фактором реформ, возникшим в процессе осознания их смысла и назначения. То есть сам процесс реформирования, со всеми его трудностями и противоречиями, явился стимулом развития культурного самосознания реформаторов, равно как все их дело оказало решающее влияние на ход дальнейшего развития русской мысли и культуры, вплоть до наших дней.

[1] Ключевский В.О. Курс русской истории. Сочинения в 8 томах. Т.IV. М., 1958. С. 16.

[2] О нравах, царивших в среде ближайшего петровского окружения, дает представление счет, предъявленный властям домовладельцем английского города Дептфорда, где в частном доме, расположенном неподалеку от верфей и оборудованном всем необходимым по приказу короля, три месяца жил Петр со свитой. В счете на 350 фунтов стерлингов (или на 5 тыс. руб. по тогдашнему курсу) домовладелец указывал на повреждения, сделанные постояльцами, которые заплевали полы и стены, переломали мебель, оборвали шторы, расстреляли картины из пистолетов и затоптали газоны в саду. (См.: Ключевский В.О. Курс русской истории. Сочинения в 8 томах. Т.IV. Т. С. 26.)

[3] Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1994. С. 295.

[4] Ключевский В.О. Курс русской истории. Сочинения в 8 томах. Т. IV. 1958. C. 221.

[5] См.: Ключевский В.О. Петр Великий среди своих сотрудников. Сочинения в 8 томах. Т. VIII. М., 1958. С. 342.