Юрий Булычев «Раскол Русской Церкви»

Раскол можно определить как религиозно-мировоззренческое и социально-бытовое размежевание между приверженцами старого обряда и реформированной Русской Церковью, возникшее в середине XVII в. вследствие церковной реформы, проведенной патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем.

Замысел церковной реформы возник при государевом дворе. Желание овладеть Константинополем как законным наследством русских царей, освободить православные народы и Святую Землю от турецкого владычества, упрочить единство Православной Церкви, побуждали Алексея Михайловича задуматься о путях возрождения Византийской империи и о церковных преобразованиях, призванных согласовать старинные русские обряды со сравнительно новыми греческими. образцам. Вопрос о такого рода реформе возникал еще в XVI в. Но тогда на Стоглавом соборе (1551) предпочтение было отдано не новогреческим, а древнерусским (принятым от древней Византии) обрядам. В XVII в. ситуация изменилась. 25 июля 1652 г. патриархом был поставлен властный и решительный Никон. Перед Великим постом 1653 г., не созывая церковного собора, Никон разослал по всем московским церквам распоряжение креститься не двумя, а тремя перстами. Это невиданное, ничем не объясненное покушение самого первоиерарха на старый церковный обряд смутило все русское православное общество, ибо относительно образа сложения перстов для крестного знамения существовало правило Стоглавого собора: «Иже кто не знаменается двумя персты, яко же и Христос, да есть проклят».

Опрометчивое реформаторское действие патриарха натолкнулось на своеобразное мировосприятие русского народа, который по типу своего религиозного мировоззрения не был подготовлен к подобного рода акциям. Обрядовая сторона церковной жизни была тем ключом, которым народ открывал для себя абсолютную истину христианства, тем краеугольным камнем, на котором покоилось религиозное мировоззрение Руси. По точному указанию известного старообрядческого писателя, русский человек всецелостно включался в богослужение. Кланяясь до земли и слагая персты для крестного знамения, он «ликовал об обряде», радуясь, что и плоть его участвует в молитве и исповедует Христа, Бога и человека[1].

Известный русский церковный мыслитель А.В. Карташев со своей стороны очень верно отметил, что русские оказались особенно восприимчивы к факту мистического освящения богослужебных предметов, формул и форм в силу их соприкосновения с Божественными энергиями. «Ни один из народов, крещенных греками, кроме русских, – писал Карташев, – не воспринял с такой силой этого как бы физически ощутимого присутствия Бога в тварных, материальных, но благодатно преображенных церковным освящением вещах. Русский в храме, прикасаясь к каждой точке, ощущает как бы бегущие повсюду электрические токи божественной силы и святости. Он как бы физически сотрясается ими. Для него немыслимая дерзость и тупость, зайдя в алтарь, хотя бы на минуту положить свой зонтик на престол, как это делают в Греции, или встать на престол ногами, чтобы отереть пыль с подсвечников, как это делают повсюду в римско-католических церквах» [2].

Мистическое обрядовое благочестие, укоренившееся в народной массе, и поколебал Никон своими действиями. Торопясь осуществить реформу, он самовольно изъял одно слово из восьмого члена Символа веры, а в ходе правки священных текстов в текст Символа веры были внесены на первый взгляд формальные, но на самом деле многозначительные изменения. (Так слова о Царствии Божием, которому «несть конца», оказались заменены выражением «не будет конца». Это, разумеется, не стало ересью, но вместе с тем выражало отход от вневременного восприятия истории и погружение в ее процесс. Как замечает в одной из своих работ В. Карпец, русское Православие, хотя и сохранило в полноте таинства и апостольское преемство, метафизически приблизилось к западным конфессиям, пребывающим строго в историческом времени. По-видимому, изменения в Символе веры предвещали и облегчали начало «вестернизации» России в последующий за расколом исторический период).

Другим духовно значимым изменением в русском Православии, произошедшим в ходе церковной реформы, явилась замена знаменного распева новым, пришедшим из Киева, партесным пением. Смысл этой перемены будет нам понятен, если мы примем во внимание, что знаменный распев – древнерусское унисонное, одноголосное церковное пение по старинным нотным знакам («крюкам» или «знаменам») – в большей мере способствует духовной сосредоточенности молящегося человека, чем пение партесное, многоголосное. Разъединение хора по партиям, когда певчие поют не единым сердцем, а следят за ведением частных музыкальных линий, разобщает сознания молящихся, препятствует их соборному единодушию, их солидарной концентрации на Божественном. Внешне красивое, развлекающее слух многоголосие дает ощущение пространства, будит чувственное воображение, вызывает ассоциации с образами внешнего мира. Суровое же и несколько монотонное единоголосие является концентрированной, углубленной молитвой, более отчетливо донося ее священные слова, обостряя у слушателей интуицию мира нематериального, потустороннего.

Знаменный распев господствовал на Руси с XI по первую половину XVII в. и, когда в середине XVII столетия произошел официальный переход к многоголосному пению, православные русские люди, веками воспитывавшиеся на близкой их сердцу традиции знаменного распева, лишились самого простого и доступного верующим способа участия в богослужении – «подпевания», «подтягивания» за певчими. Прихожане постепенно свыклись с вынужденной ролью молчаливых слушателей песнопений. Этим была ослаблена идея хоровой соборности, и клиросные певчие остались практически единственными выразителями молитвенного настроения верующих.

Решительно порывая с духовно содержательными традициями богослужебной жизни Русской Церкви, патриарх Никон в марте 1655 г. на церковном соборе торжественно заявил: «Я русский, сын русского, но мои убеждения и моя вера – греческие». А в неделю Православия во время службы в Успенском храме, в присутствии царя со всем синклитом, материально зависимые от Никона патриархи антиохийский Макарий и сербский Гавриил торжественно прокляли в Москве всех крестящихся двумя перстами [3].

Между тем приверженцем двоеперстия был тогда весь русский народ. На борьбу за старые церковные обычаи поднялись тесно связанные с народом священники – протопоп Аввакум, Иван Неронов, Логгин, Даниил, а также епископ Павел Коломенский, подвергшиеся преследованиям. В 1658 г. испортились отношения Никона с царем. Властный патриарх удалился в свою резиденцию – Новый Иерусалим, не отказываясь от патриаршества, но практически отойдя от руководства исковерканной церковной жизнью. Во время восьмилетнего его отсутствия старообрядцы усилили свою борьбу против нововведений. Самый рьяный из них – Аввакум, возвращенный из ссылки царем, желавшим примирения, категорически отказался принять реформы и был снова выслан из Москвы. В некоторых местах начали происходить настоящие восстания против властей церковных и гражданских. Для окончательного разрешения вопросов церковной жизни был созван в конце 1666 г. в Москве церковный собор, на котором из 30 епископов 14 было иноземных. Причем среди последних наличествовали крайние авантюристы и даже преступники. Собор на своем первом же заседании низложил патриарха Никона, затем избрал нового патриарха, наконец, осудил старообрядцев как еретиков. Собор утвердил исправленные книги и целый ряд обрядовых новшеств (трехперстное крестное знамение, изменение в Символе Веры, написание имени «Иисус» с двумя «И», а не с одним, как ранее, трехкратное, а не двукратное произнесение «аллилуйя» и т.д.). Аввакум с единомышленниками были сосланы в Пустозерск, причем его сподвижникам иноку Соловецкого монастыря Епифанию (духовному отцу Аввакума) и отцу Лазарю были вырезаны языки. Заправлявшие на соборе греческие иерархи самым мелочным образом отомстили Русской Церкви за естественное первенство в православном мире после падения Византии, за именование Руси третьим Римом Православия. Навязанные ими постановления перечеркивали акты Стоглавого собора 1551 г. Русь была представлена теперь уже не как благочестивое царство, свято хранящее правую веру, а как невежественная страна, оберегавшая скопище богослужебных недоразумений. Стоглавый собор был проклят, а «Стоглав» запрещен и оставался запрещенным памятником в течение долгого времени.

[1] См.: Рябушинский В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. Русский хозяин. Статьи об иконе. Москва-Иерусалим: Мосты, 1994. С.111.

[2] Карташев А.В. Русское христианство // Карташев А.В. Церковь, история, Россия. – М.: Пробел, 1996.С. 163.

[3] См.: Зеньковский С.А. Русское старообрядчество: духовные движения семнадцатого века. С. 221–222.