Диакон Марк «Феномен революции и русская идея»

Контраст между Россией до катастрофы 1917 года и после нее с трудом поддается описанию. По своим масштабам и последствиям совершившееся не имеет аналогов в мировой истории. При том совершилось все это чудовищно быстро, в одночасье, безжалостно и мгновенно.

«Русь слиняла в два дня, — писал В.В.Розанов, — Самое большее – в три… Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая «Великого переселения народов». Там была – эпоха, «два или три века». Здесь – три дня, кажется, даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска… Что же осталось-то? Странным образом – буквально ничего»[1].

А какое великое, какое высокое и славное будущее прочили России многие ее писатели, философы, Тютчев, Гоголь, Достоевский, Соловьев, славянофилы… И вдруг – такое горестное, бесславное, страшное падение, такая жуткая, позорная и уродливая катастрофа![2] Как могло случиться, что святая Русь и народ-богоносец вдруг, в одночасье, превратился в народа-атеиста и богоборца по преимуществу? Православное царство и Третий Рим в царство официального атеизма и безбожия? И для очень, очень многих тогда  с мучительной остротой встал вопрос:

«Не были ли все наши пророки – лжепророками, и не прав ли был, как это многие ныне думают, неистовый Белинский, утверждавший в своем известном письме к Гоголю, что русский народ по существу народ атеистический, исполненный темных суеверий, но лишенный даже и следа религиозной веры?»[3]

И вопрос этот для многих стоит очень остро и по сей день. Собственно говоря, только одно сравнение приходит в голову, когда речь идет о русской революции, один аналог совершившегося – это катастрофа непринятия Христа евреями, также повлекшая за собой столь далеко идущие последствия и беспрецедентные бедствия и страдания богоизбранного народа[4].

Какие же причины обусловили революцию и сделали возможным ее осуществление? Следует сразу же сказать, что до конца эта тайна так и не раскрыта, несмотря на огромное количество литературы, посвященной этому феномену.

«Революция всех застала врасплох, — пишет Г.Флоровский, — и тех, кто ждал ее и готовил, и тех, кто ее боялся. В своей страшной неотвратимости и необратимости совершившееся оказалось непосильным, и внутренний смысл и действительная размерность происходившего оставались загадочны и непонятны»[5].

Основа для революций в странах христианского мира была заложена в эпоху Возрождения в Западной Европе. Именно эта эпоха разрушила цельное церковно-христианское мировоззрение средневекового человека, породив и противопоставив ему автономную, внецерковную, светскую культуру. Развиваясь, эта культура очень скоро стала преобладать над цельным средневековым христианским идеалом, заслонив его собой. Именно этот процесс породил все европейские революции Нового времени. И русская революция здесь не исключение, она явилась как бы последним завершающим звеном в общеевропейском процессе восстания против средневековых теократий. Об этом писал С.Франк:

«Русская революция есть последнее завершение и заключительный итог того грандиозного восстания человечества, которое началось в эпоху ренессанса и заполняет собой всю так называемую «новую историю»[6].

Тот факт, что русская революция случилась намного позже европейских, объясняется тем, что гуманистический раскол и раздвоение сознания, культуры и общества на церковное и светское произошли у нас намного позже, чем в Западной Европе[7].

Это раздвоение сознания и предпочтение внецерковного мировоззрения церковному было тесно связано с кризисом христианской веры у людей, так что трудно определить, что здесь первично, что является причиной другого – оба эти процесса тесно переплелись между собой, обуславливая друг друга.

Раздвоение сознания и мировоззрения повлекло за собой и раздвоение общества, до этого бывшего единым. Народ остался верным своим христианским православным идеалам, светское же общество, образованный класс и русская интеллигенция стали по большей части проводниками и адептами автономной, в зародыше уже атеистической и безбожной, западной секулярной культуры, распространение и развитие идей которой во многом и подготовило революцию. Вот что пишет о русской интеллигенции С.Булгаков:

«… русский образованный класс почти поголовно определился атеистически… интеллигенция всю силу своей образованности употребляет на разложение народной веры…интеллигенция отвергла Христа, она отвернулась от Его лика, исторгла из сердца своего Его образ, лишила себя внутреннего света жизни и платится, вместе со своею родиной, за эту измену»[8].

Начавшись с верхушки, кризис веры распространялся сверху вниз и мало-помалу охватывал все более и более широкие слои российского общества. Преимущественно это были высший и средний слои, простой же народ и особенно крестьянство оставались носителями старого традиционного христианского мировоззрения.

Немало способствовал революции и кризис доверия Российской власти в среде этих простых, сохранивших христианскую веру народных масс. Нужно сказать, что доверие власти было всегда для русского народа фактором гораздо более глубоким и значимым, чем, скажем, в Европе. Там такое доверие уже давно связано было и измерялось чисто земными и меркантильными реалиями (в смысле экономических выгод и политических свобод), тогда как в России испокон веков доверие к власти было связано прежде всего с идеалом религиозным и определялось в народной душе соответствием наличной власти некоторой православной идее, христианскому пути и служению, предначертанными свыше для русского народа, всегда искавшему не материальных выгод, но осуществления в своей истории некоторой высшей религиозной христианской правды. Еще В.О.Ключевский видел причины всех русских бунтов не в экономических факторах и угнетении, а прежде всего в кризисе доверия к власти, по понятиям народа отступившей от этой правды[9]. Так, например, бунты смутного времени начала XVII в. были вызваны, по мнению Ключевского, насильственным пресечением законной династии и воцарением самозванцев. Также и бунт С.Разина был во многом обусловлен церковной реформой Патриарха Никона, в глазах народа повлекшей отступление от православия. Также и стрелецкий, астраханский и булавинский бунты Ключевский связывает с распространившимся в народе понятием о Петре I как об антихристе. Что же касается бунта пугачевского, то и он, по мнению Ключевского, был вызван кризисом доверия крепостного крестьянства к дворянству, переставшему быть ко времени Екатерины II  служилым сословием и сделавшему таким образом крепостное право бессмысленным. Все тяготы крепостничества народ готов был нести бесконечно долго, но при условии, что это служит осуществлению той некоторой высшей правды, идеал которой всегда был приоритетным в народном сознании. Когда же этому осуществлению пришел конец, народ взбунтовался.

Мотив, подобный этому, несомненно, присутствовал и в революции 1917 года: русский народ, будучи максималистом, на протяжении долгих веков своей истории жил идеалом высшей правды (христианской правды, конечно), был ее искателем и верил в ее осуществление. И на этом историческом поприще он безропотно нес свой тяжелый крест, подъял неимоверные труды, принес великие жертвы. Долгие века власть, стоявшая во главе народа, была с ним единой, она верила в тот же самый высокий идеал правды Христовой, жила им и ради него. Но когда с некоторых пор эта власть стала обособляться от народа, когда она перестала служить этому идеалу, когда увлеклась вполне чуждой ему западной языческой культурой и обезбожилась, — тогда народ просто смел эту верхушку в кровавой буре революции, не разбирая, конечно, уже в частностях, кто прав, кто виноват, где хорошее, где плохое, где светские власти, а где церковные. И это было вполне в духе русского максимализма: или все, или ничего, если мы не можем получить небо, то никакая земная культура — это порождение сынов Каина – нам не нужна[10].

Вместе с этой главной религиозной причиной, обусловившей кризис доверия народа власти, явились и побочные причины, – экономические и политические. Сюда относятся крепостничество, бедность, бесправие, забитость, тяжелая жизнь простого народа. Еще раз повторим, что этот крест он готов был терпеливо нести ради высшей идеи, но когда он перестал видеть эту идею перед собой, то с возмущением сбросил его с себя, как ставший в его глазах бессмысленным игом. Поэтому можно говорить, что тяжелая жизнь и социальная несправедливость явились скорее для народа поводом, чем действительным мотивом революционного бунта. Однако, конечно, и эти факторы оказали свое влияние.

Б.Вышеславцев считал, что такая модель поведения – возмущение против бессмысленной несправедливости — находится в полном соответствии с глубокими психологическими и подсознательными установками народной души, с коллективным бессознательным русского народа. Для того чтобы проникнуть в подсознание народной души и выявить эти ее глубинные установки, Вышеславцев обращается к народному эпосу.

«Как проникнуть… в бессознательное нашего духа? – спрашивает он. — Фрейд думает, что оно раскрывается в снах. Сны суть наши подсознательные устремления. Во сне мы видим то, чего мы боимся, и то, чего мы жаждем. В этом отношении сны не обманывают: они развертывают художественные символы скрытых сил нашей души. Чтобы понять душу народа, надо, следовательно, проникнуть в его сны. Но сны народа – это его эпос, его сказки, его поэзия…»[11]

Вышеславцев, в частности, указывает на народную былину об Илье Муромце и находит в ней поразительно точный первообраз модели поведения народа, имевшей место во время революции.

Илья Муромец, любимый герой и богатырь, олицетворяющий собой крестьянство и народ – массы (тогда как Добрыня Никитич и Алеша Попович есть олицетворения соответственно дворянства и духовенства) — верно служит князю Владимиру, всегда защищая и спасая родную землю и веру православную от врагов. Он – главная опора государства и Церкви. Но вот происходит с ним несправедливость: устроил однажды князь Владимир великий пир для всех князей, бояр и богатырей своей земли, но забыл позвать главного богатыря – Илью Муромца.

«Илья, конечно, страшно обиделся, — пишет Вышеславцев, — Натянул он тугой лук, вложил стрелочку каленую и начал стрелять… В кого бы вы думали?  «Начал он стрелять по Божьим церквам да по чудным крестам, по тыим маковкам золоченым.

И вскричал Илья во всю голову зычным голосом:

— Ах вы, голь кабацкая, доброхоты царские! Ступайте пить со мной заодно зелено вино, обирать-то маковки золоченые!

Тут-то пьяницы, голь кабацкая, бегут, прискакивают, радуются:

— Ах ты, отец наш, родной батюшка!

Пошли обирать на царев кабак, продавать маковки золоченые, берут золоту казну бессчетную, и начали пить зелено вино»[12].

Разве в этом не видна совершенно отчетливо картина русской революции? Илья, бывший долгое время главной опорой и защитником государства, – олицетворение народных масс – вдруг

«устроил вместе с самой отвратительной чернью, с пьяницами и бездельниками, настоящий разгром Церкви и государства; внезапно он стал разрушать все, что он признавал святыней и что защищал всю свою жизнь. И все это в силу некоторой справедливой обиды: мужицкого богатыря не позвали на княжеский пир. Крестьянская Русь не участвовала в барской, дворянской культуре, хотя защищала ее от врагов и молилась с ней в одной церкви. Пир культуры был ей недоступен, хотя жизнь русского барина долгие века была непрерывным пиром, более блестящим и грандиозным, чем пир Западной Европы»[13].

Итак, один из мотивов, приведший к кризису доверия власти и в конечном итоге – к революции, заключался в том, что дворянство и верхушка забыли позвать на свой блистательный пир простой народ, оставив его жить в нищете и бесправии. Действительно, контраст между жизнью дворянства и простого народа был огромен. Н.Бердяев говорит о нем в следующих словах:

«Мир господствующих привилегированных классов, преимущественно дворянства, их культура, их нравы, их внешний облик, даже их язык, был совершенно чужд народу-крестьянству, воспринимался как мир другой расы, иностранцев»[14].

Очень горькие слова, если вспомнить, что в Древней Руси не было такой пропасти между низами и верхами, но было единство, по крайней мере в главном: в вере, в идеалах, в культуре, в служении общему великому делу. Отказавшийся от всего этого высший слой усвоил себе совсем иные идеалы, противоположные, так что стал для народа «другой расой» и «иностранцем». Этот «иностранец», упившись новыми идеалами, устроил для себя пир, на который и забыл позвать бывшего своего сотрудника и соратника – простой народ. Правда, следует сказать, что простой народ, хотя, подобно Илье Муромцу, и обиделся за то, что его не позвали на пир, однако даже если бы его позвали, то он вряд ли согласился бы принять в нем полноценное участие. Его обида может быть отнесена собственно лишь к чисто материальной, вещественной стороне этого пира, но не к идейной и культурной, ибо усвоенная высшим русским образованным слоем западная секулярная языческая культура простому народу была вполне чужда.

В отрицании этой чуждой культуры — еще одна причина революции. Об этом говорил О.Шпенглер, по мнению которого, силу и масштаб русской революции придал отрицающий гуманистическую культуру народ, который

«без ненависти, лишь из стремления исцелиться от болезни, уничтожил западный мир руками его же подонков, а затем отправит следом и их самих – тою же дорогой; не знающий городов народ, тоскующий по своей собственной жизненной форме, по своей собственной религии, по своей собственной будущей истории»[15].

Эта народная тоска, о которой пишет Шпенглер, была тоской о том христианском идеале высшей правды, от которого с некоторых пор отступил русский образованный слой, увлекшись гуманистической культурой Запада.

Таким образом, революционный народный бунт был страстным неистовым протестом против порождаемых этой культурой самодовольного, безбожного и пошлого мещанства и засилья сытой бессмысленности. Это был безумный порыв избавиться от всего этого, сбросить с себя чужеродное иго рационалистической земной, человеческой, слишком человеческой культуры, уходящей корнями в античное язычество, сбросить, чтобы вернуться к несовместимому со всем этим идеалу христианской правды. Однако вернуться к этому идеалу не удалось, вместо него народ воспринял и усвоил себе коммунистическую идеологию, отчасти прельстившись – т.е. перепутав отдельные ее лозунги с древним своим идеалом правды, а отчасти – будучи принужден к ее приятию жутким и беспрецедентно кровавым террором, который развязали большевики, захватив власть в стране[16].

Еще одна причина быстрого успеха революции заключалась в том, что коммунистическая идеология давала широкий простор и выход для огромных религиозных сил русской народной души, сумев направить их в нужное для нее русло. На первый взгляд это звучит как будто бы парадоксально, ведь известно, коммунизм исповедует атеизм и принципиально отрицает любую религию. Однако это только на первый взгляд, на самом же деле коммунизм сам является религией – фанатичной, нетерпимой и темной. Коммунизм во многом опирался именно на огромные религиозные силы и потенции русской души, которые ему удалось сбить с правого пути и использовать в своих целях, почему и имела революционная волна такую огромную сокрушительную мощь. Н.Бердяев пишет:

«В нечеловеческой активности коммунизма мы встречаемся как бы с переключением энергии, накопленной в человеческой душе длительным религиозным процессом. На служение безбожной и антихристианской идее коммунизма идет религиозная энергия души. Если бы коммунистам удалось путем антирелигиозной пропаганды окончательно вырвать из человеческой души религиозное чувство, веру и готовность жертвовать во имя своей веры, то они сделали бы невозможной и веру в коммунизм, они подорвали бы собственное существование, и никто не пожелал бы уже нести жертв во имя коммунистической идеи»[17].

Русская душа изначально глубоко религиозна, почему и давала возможность такого использования этих ее сил, которые всегда имела в преизбытке.

«Русский дух… насквозь религиозен, — писал С.Франк,- он, собственно, не знает ценностей, помимо религиозных, стремится только к святости, к религиозному преображению. В этом, возможно, наибольшее различие между западноевропейским и русским духом»[18].

Русский человек на все смотрит сквозь эту призму своей религиозности, и поэтому все в мире приобретает для него религиозное значение. Так оно было и раньше, в Древней Руси, где такие категории, как государство, нация, культура, всегда воспринимались в контексте религиозного служения. Однако тогда это не носило какого-либо болезненного характера и было вполне оправдано, т.к. сама вера была тогда здравая и правая. Беды начались, когда русские люди (сначала образованный слой, а после революции и простой народ) оторвались от истинной веры и направили эту свою религиозную энергию на служение ложным идеалам. Эти нерелигиозные сами по себе идеалы приобретали в силу указанных причин значение религиозных догматов. Так было и до революции, еще в XIX веке, когда, например, по словам Бердяева,

«дарвинизм, который на Западе был биологической гипотезой, у русской интеллигенции приобретает догматический характер, как будто речь шла о спасении для вечной жизни. Материализм был предметом религиозной веры, и противники его в известную эпоху трактовались как враги освобождения народа. В России все расценивалось по категориям ортодоксии и ереси»[19].

Но если в XIX веке такое принятие идолов за идеалы было свойственно лишь относительно небольшому слою российского общества, то со времен революции на этот путь встал почти весь народ. Мобилизованная при этом религиозная энергия была огромна – это отмечалось многими авторами. М.Курдюмов писал в 1930 году:

«События, происходящие в России на тринадцатый год ее коммунистического плена, в какой-то плоскости можно и нужно рассматривать как бурное, вулканическое брожение религиозной стихии… Советское безбожие – не официальный атеизм лаического государства, не атеистическое миросозерцание, а именно религия, — своеобразная изуверская изнанка самого понятия religio»[20].

Эту колоссальную энергию коммунизм направил на достижение своих целей, которые также были во многом религиозны и созвучны древним христианским целям русской души, хотя и являлись полным их извращением. Так, например, коммунизму свойственен мессианизм – только мессианство здесь усваивается не какому-либо народу или религиозному обществу, но социальному классу – именно рабочему классу и коммунистической партии, являющейся в данной религии кастой духовенства. Русский коммунизм также верил, что он один есть носитель истины, что он призван просветить буржуазную тьму Запада и установить коммунистическое царство правды на всей земле, в котором «кто был никем, тот станет всем»[21].  Бердяев писал, что русская идея – это не идея о русской нации, а ожидание царствия Божия. Коммунистическая утопия была в чем-то похожа на это царство, почему она и нашла такой широкий отклик в русской душе.

«Теория Маркса о классовой борьбе и восстании пролетариата, его призыв к низвержению старого европейского государства и буржуазного общества ответили какой-то давно назревшей, затаенной мечте безграмотного русского мужика»[22].

Франк здесь прямо не говорит, что это была за мечта, однако с большой долей вероятности можно предполагать, что это была именно утверждающаяся на религиозном мессианизме народная мечта о Царстве Божием, о царстве правды, которое коммунисты назвали «светлым будущим». И в полном соответствии с этой своей мечтой народ воспринял цели и задачи революции как религиозные и мессианские.

Таковы вкратце основные причины и мотивы революционной катастрофы 1917 года. Что же касается ее последствий, то по своим масштабам и по тяжести этот социальный катаклизм и последовавший за ним длительный коммунистический период даже близко не знают себе равных в мировой истории.

«Нужно открыто признать, — писал С.Франк, — что господство коммунизма есть самое ужасное из того, что когда-либо переживали не только европейские народы нового времени, но и человечество в целом. В сравнении с ним любой другой государственный и общественный порядок, вплоть до пресловутого азиатского деспотизма, кажется гуманным и либеральным установлением»[23].

В результате катастрофы 1917 года русский народ понес колоссальные человеческие, духовные, культурные потери, стал предметом беспрецедентных, безумных, уродливых, бесчеловечных, безбожных, политических и идеологических проектов и манипуляций, в которых поистине была изломана, истерзана, искромсана, поругана и изуродована душа его, изуродована порой до неузнаваемости.

«Мы жадно вглядываемся, в черты нового человека, созданного революцией, — писал Г.П.Федотов в 1938 году, —  вглядываемся – и не узнаем его. Первое впечатление – необычайная резкость произшедшей перемены. Кажется, что перед нами совершенно новая нация. Спрашиваешь себя с волнением, и даже мукой: полно, да русский ли это человек? Перебираешь одну за другой черты, которые мы привыкли связывать с русской душевностью, и не находишь их в новом человеке»[24].

Достойно великого удивления, как вообще мог выжить, выстоять и претерпеть все ужасы революции и советской власти русский человек, как мог он перенести все те гнусные, отвратительные идеологические эксперименты и политические репрессии, весь тот психологический террор и измеряемый десятками миллионов физический геноцид, которые против него были направляемы в течение долгих десятилетий[25].

Трудно представить себе большее духовное, религиозное, мировоззренческое убожество, чем то, которое имело место в советской России. Многие поколения людей рождались и вырастали в атмосфере тотальной лжи и чудовищной фальсификации, они были лишены всего: своей культуры, своих корней, своей веры, своей истории, не знали правды ни о своем прошлом, ни о настоящем, ни обо всем остальном мире, от которого их отгораживал железный занавес. И поистине, тот факт, что, несмотря на все эти ужасы, русский народ выжил и сохранил свое лицо, есть великое чудо. Россия, несомненно, выжила и выстояла в коммунистическом катаклизме. Пережив ни с чем не сопоставимые по силе удары, проглотив чудовищную дозу смертоносных ядов, переболев смертельно опасными болезнями, она, хотя и понесла колоссальные потери, но не умерла, а выстояла и сохранила себя.

Перед нами встает вопрос: каков же смысл всего совершившегося, для чего нужна была катастрофа 1917 года? Прежде чем отвечать на этот вопрос, еще раз следует подчеркнуть, что это есть великая тайна Божьего Промысла и домостроительства, и поэтому очень и очень многое в феномене русского коммунизма является неразгаданным и неразрешенным. Писатели и философы указали лишь на некоторые, очень немногие, историософские и христианские смыслы, отчасти открывшиеся в этом явлении. Укажем кратко некоторые из них.

Общим основанием для этих смыслов является мысль о том, что в революции Россия была «предана сатане во измождение плоти», чтобы спасен был в свое время дух[26]. Выше говорилось, что русская революция была последней в длинной цепи сначала идейных, а позже и политических революций христианской Европы, берущей свое начало от эпохи Возрождения. Однако она по своему духу отличалась от европейских революций и по многим своим качествам не может быть поставлена с ними в один ряд. Европейские революции были осуществлением гуманистической идеи, добыванием индивидуалистических человеческих свобод, прав и выгод, они были обусловлены стремлением сбросить с себя суровое бремя «средневековой теократической школы» (а во многом и бремя самого христианства) во имя утверждения начала личного, человеческого и эгоистического[27].

Русская же революция была другой, она была во многом как раз противоположной буржуазным революциям Запада, ибо сбрасывала теократическое бремя не во имя утверждения гуманистического индивидуализма, как те, а во имя чего-то совсем другого, противоположного тому. Еще А.И.Герцен в середине XIX века писал, что русский народ никогда не сделает буржуазной либеральной революции, утверждающей мещанский индивидуализм, но сделает революцию социальную. Это прозрение Герцена исполнилось полвека спустя: русский народ отверг буржуазную февральскую революцию, но поддержал социалистическую октябрьскую, которая не знала себе равных по своей радикальности и, в отличие от западноевропейских революций, свергала бремя средневековой теократии не во имя буржуазно-индивидуалистического эгоизма, не во имя власти денежного мешка, а во имя некоторого, пускай утопического и ложного, но высокого идеала солидарности, правды и свободы, который она пыталась реализовать. Идя по этому пути, русская революция безжалостно и бесстрашно прошла до конца, стерев, разрушив и поправ  все, что ей препятствовало для достижения этой цели[28] – все традиционные культурные, религиозные, моральные ценности и императивы были выброшены за борт или принесены в жертву коммунистическому молоху.

Достигнутый результат во всей своей чудовищности был явлен всему миру, наглядно показав, куда ведет это второе ответвление общегуманистического пути восстания масс во имя безбожного человеческого самоопределения. Можно сказать, что русский коммунизм – это черный лик гуманизма, тогда как западное общество, чье беспрецедентное духовное и религиозное убожество, тупость и одичание маскируются под ярким и броским внешним фасадом материалистической цивилизации, — это общество являет собой другой лик гуманизма – белый, однако по-своему, не менее чудовищный и абсурдный, чем коммунистический черный лик. Западный «райский заповедник для идиотов» есть точно такое же reductio ad absurdum  гуманистического пути, как и советский ГУЛАГ. Просто он являет другой лик одного и того же абсурда и безумия – белый, тогда как ГУЛАГ являет черный его лик.

Нужно еще заметить, что не все видели в русском коммунизме второй путь, отличный от общегуманистического западного пути, некоторые считали, что путь этот один и общий, просто западный гуманизм в силу известных причин не прошел по нему до конца, остановившись на буржуазно-капиталистической фазе[29], тогда как русский коммунизм миновал эту фазу и, обойдя ее, сразу устремился к последним пределам гуманистической секулярной идеи, обнажив эти жуткие пределы с потрясающей очевидностью.

Бердяев пишет:

«Русский народ, согласно особенностям своего духа, отдал себя в жертву небывалого исторического эксперимента. Он показал предельные результаты известных идей. Русский народ, как народ апокалиптический, не может осуществлять серединного гуманистического царства, он может осуществлять или братство во Христе, или товарищество в антихристе. Если нет братства во Христе, то пусть будет товарищество в антихристе»[30].

Так же считает и Франк:

«Русская революция есть историческое reductio ad absurdum; экспериментальное изобличение неправды идеала самочинного устроения жизни, руководившего человечеством за все последние века. В ее лице совершается крушение Вавилонской башни, которая строилась человечеством в течение четырех веков. Путь, на который человечество вступило с эпохи Ренессанса и Реформации, пройден до последнего конца; «новая история» кончается на наших глазах. И начинается какая-то подлинно «новейшая история», какая-то совершенно иная эпоха»[31].

Точно такой же точки зрения придерживались и многие церковные люди, среди которых есть даже и святые. Приведем слова сербского святителя Николая Велимировича (+ 1956).

«В муках России мы можем увидеть Божий знак всем народам, чтобы остерегались материализма и в теории, и на практике, в мыслях и в делах. Все благородные носители духовности на протяжении всего прошлого столетия доказывали, что теории эти безумны и погибельны. Однако слова не могли убедить. Оттого и попущен ужас этих теорий на практике. Как некогда Силоамская башня обрушилась на несчастных восемнадцать человек, так и современная башня всех ложных идей и теорий обрушилась на великий русский народ. Чтобы род человеческий все увидел и отрезвился от таких разрушительных и душегубительных теорий. Но кто решился бы утверждать, что эта современная башня лжи обрушилась на Россию, потому, что она грешнее всех?»[32]

Многие считали, что опыт русской катастрофы способен (хотя бы силой страха) удержать западный мир от дальнейшего движения по гуманистическому пути, в конце которого – совсем не свобода и либерализм, но чудовищное и горестное рабство и ГУЛАГ.  В качестве подтверждения того, что угроза такого рабства не есть пустой звук, но реально существует сегодня для западных демократий (какими бы свободными по внешности они ни казались), приведем слова известного западного идеолога З.Бжезинского, который в одной из своих работ ратует за:

«постепенное формирование все более контролируемого и направляемого общества, в котором будет господствовать элита… Освобожденная от сдерживающего влияния традиционных либеральных ценностей, эта элита не будет колебаться при достижении своих политических целей, применяя новейшие достижения современных технологий для воздействия на поведение общества и удержания его под строгим надзором и контролем»[33].

Как видно, эти слова одного из самых авторитетных политологов Запада не сильно отличаются от приводимых выше слов В.Ленина о том, что для коммуниста нравственно только то, что служит интересам диктатуры пролетариата. Разница лишь в том, что здесь речь идет о диктатуре не пролетариата, а некоторой таинственной «элиты»[34]. Такое мнение Бжезинского со всей очевидностью убеждает нас в том, что опасность превращения свободного и открытого западного общества в постиндустриальный технотронный ГУЛАГ  сегодня реально существует, и в этих условиях как нельзя более полезным и востребованным оказывается опыт русской революции, опыт советского ГУЛАГА.

Итак, смысл русского коммунизма заключается в том, что он наглядно продемонстрировал всему миру, куда идти не надо и как жить нельзя. Как видно, смысл этот – отрицательный, он не несет положительного содержания. Существует, однако, в советском периоде русской истории и некоторый положительный (даже и с христианской точки зрения) опыт, который, правда, тоже связан с отрицанием. Речь идет о сокрушительной критике русскими коммунистами таких краеугольных камней западной гуманистической буржуазности, как индивидуализм и тесно с ним связанный культ мамоны и личного обогащения. Именно в этом многие видели положительное значение русской революции – в том, что она вымела железной метлой всякую возможность личного обогащения, этого «корня всех зол» и выбила таким образом из-под ног глубокую основу жизни «для себя», противопоставив всему этому идеал, пускай и ложный, но все же жизни «для других» — для коллектива, общества, для строительства «светлого будущего». Так, например, думал Ф.А.Степун, который писал:

«Смысл и правда социалистического коллективизма и социалистической плановости не могут заключаться ни в чем ином, кроме как в освобождении религиозного начала личности из тисков своекорыстного индивидуализма»[35].

И этим плоды, выросшие на почве русской революции принципиальнейшим образом отличаются от плодов революций западноевропейских: там во главу угла было поставлено  самоутверждение  человека, тогда как в русском коммунизме, напротив, — самоотречение исамопожертвование[36]. Именно эти черты коммунистической России помогли сохранить нерастраченной всю ту же внутреннюю духовную энергию народа, сохранить, несмотря даже на всю ложь и безбожие тех идеалов, на служение которым она направлялась. В свое время и задолго до революции один из самых политически-проницательных русских философов говорил, что Россию следует подморозить, чтобы она не гнила. Обычно принято было считать, что Леонтьев здесь говорит об ужесточении политического режима в царской России. Однако, по мнению В.Кожинова,

«если взять все историософское наследие Леонтьева, станет ясно, что он имел в виду, что Россия будет «подморожена» именно социализмом, он об этом в конце жизни отчетливо писал. В том, что Россия пережила период такого достаточно жесткого и даже жестокого социализма, был, возможно, какой-то замысел истории»[37].

Социализм действительно «подморозил» Россию, чем воспрепятствовал разбазариванию ее духовных сил на материалистическое мещанство, на «пластмассовый рай для дураков». Вероятно, именно этот духовный потенциал имел в виду известный русский патриот митр. Иоанн Снычев, когда говорил:

«Помни, русский человек, — Отечество твое, ценой неимоверных жертв и страданий, ценой самоотверженного подвига отцов и дедов твоих — отстояло духовную самобытность. Под натиском богоборческих сил и соблазнов «общества потребления» пали некогда христианские государства Европы, разменяв «злато на черепки» — возвышенную духовность Божественной Истины на блеск супермаркетов и блудливый ассортимент «секс-шопов». Россия же — устояла. Сегодня она — обескровленная, преданная, обманутая, но все еще страшная врагам своей нерастраченной духовной мощью — осталась едва ли не последним препятствием на пути триумфального шествия мирового зла, до времени скрывающего свою истинную личину под маской «демократии», «гуманизма», «прогресса».

Именно этой нерастраченной духовной мощью обусловлены были явленные русским народом в ХХ веке бесконечное терпение в страданиях, нечеловеческое напряжение сил в трудах, беспримерный героизм в войне и государственном строительстве. О достижениях в войне, например, В.Кожинов пишет следующее:

«Страна (СССР) сумела сокрушить вторгшуюся в нее самую мощную в мировой истории армию, которая вобрала в себя энергию всей континентальной Европы с ее более чем 350-миллионным (!) населением (мало кто знает, что, скажем, большая часть бомб, используемых этой армией, производилась на чешских заводах, а значительная часть хлеба – на французских полях; не приходится уже говорить о почти десятке других европейских стран, открыто вступивших тогда в войну с нами…)»[38]

Эта же внутренняя духовная энергия явилась причиной впечатляющих культурных, и научных, и технических достижений советской России:

«в пятьдесят четвертом году в нашей стране заработала первая в мировой истории атомная электростанция, создан первый реактивный пассажирский лайнер. Еще через три года выведен на орбиту первый искусственный спутник земли. Потом был первый в мире атомный ледокол. И в шестьдесят первом году состоялся первый полет человека в космос. Мы тогда впервые за всю историю опередили весь мир в практическом осуществлении великих научных открытий и технологий»[39].

Здесь невольно вспоминаются слова преподобного Силуана Афонского о том, что если бы русские люди оторвались от молитвенного труда и обратили свои духовные силы на решение земных проблем, то они быстро обогнали бы в этом отношении все другие народы. Здесь, по-видимому, и кроется причина высоких технических достижений советской России – все та же энергия русского духа была направлена и реализована в технической сфере, почему и достигнуты были в этой области столь впечатляющие результаты.

В качестве поэтической иллюстрации того, как действовала и как проявляла себя эта энергия в коммунистический период русской истории, приведем стихотворение советского классика – поэта А.А.Вознесенского. Стихотворение посвящено событию окончания строительства гидроэлектростанции и называется «Репортаж с открытия ГЭС»:

Мы противники тусклого.

Мы приучены к шири –

самовара ли тульского

или ТУ-104.

Затаенно по-русски

быстриною блестят

широченные русла

в миллион киловатт.

В этом блещущем крае,

отрицатели мглы,

мы не ГЭС открываем –

открываем миры.

И стоят возле клуба,

описав полукруг,

Магелланы, Колумбы

из Коломн и Калуг,

судят веско, не робко,

что там твой эрудит…

Обалдело Европа

в объективы глядит.

И сверкают, как слитки,

лица крепких ребят

белозубой улыбкой

в миллиард киловатт.

1958[40]

Сам по себе факт наличия у народа духовных, не разбазаренных в течение многих поколений на земную роскошь и суету сил, — сам этот факт необычайно важен. Ибо эти родившиеся из долгого самоотречения, самообуздания и самопожертвования силы, этот «миллиард киловатт», если когда-нибудь будут по Божией милости обращены на служение идеалам истинным, небесным и вечным, то вряд ли найдутся такие горы, которых они не смогли бы сдвинуть.

---

[1] Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени. М., 2001, с. 7.

[2] Основания для надежд на большое будущее действительно имелись, и самые серьезные. В экономическом отношении Россия начала ХХ века была мощной мировой державой. В.Кожинов пишет: «Французский экономист Эдмон Тэри по заданию своего правительства приехал в 1913 году в Россию, тщательно изучил состояние ее хозяйства и издал свой отчет-обзор под названием «Экономическое преобразование России». В 1986 году этот отчет был переиздан в Париже, и в предисловии к нему совершенно справедливо сказано: «Тот, кто внимательно прочтет этот беспристрастный анализ, поймет, что Россия перед революцией экономически была здоровой, богатой страной, стремительно идущей вперед». См.: Кожинов В.В. Россия. Век ХХ (1901 – 1939). М., 2002, с. 49.  Что же касается культурного вопроса, то в начале ХХ века Россия переживала, как известно, культурный ренессанс (прототип которого видели в александрийском эллинизме), и многие пророчили тогда о близ грядущей эпохе русско-славянского возрождения. М.Бахтин писал: «Говорили, что наступает Третье Возрождение. Первое Возрождение – итальянское, второе – германское… Третье Возрождение будет славянским. Так говорил один из лучших знатоков античности в мире – Зелинский. Этого самого полного возрождения ждали, и ждали, что оно изменит весь мир. К кругу этих идей все так или иначе приобщились». См.: Хоружий С.С. Судьба славянофильской идеи в ХХ веке.//Евразийская перспектива. М., 1994, с. 12.

[3] Степун Ф.А. Москва – Третий Рим.//Чаемая Россия. СПб., 1999, с. 365.

[4] Русский народ (огромное его большинство), как и еврейский, тоже распял Христа – в лице своих расстрелянных священников, взорванных храмов и поруганных святынь.

[5] Флоровский Г. Евразийский соблазн.//Из прошлого русской мысли. М., 1998, с. 311.

[6] Франк С.Л. Религиозно-исторический смысл русской революции.//Русское мировоззрение. СПб., 1996, с. 127.

[7] Начало этому процессу было положено Петром, полную же силу он набрал лишь в XIX в., т.е. примерно на 500 лет позже, чем на Западе.

[8] Цит. по: Мыслители о русской Церкви, о русской религиозности. Антология.//Памятники Отечества №№ 2-3, 1992, с. 134.

[9] См. об этом: Кожинов. Победы и беды России, с. 25.

[10] По этой именно причине, кстати, было обречено на неудачу и белое движение, защищавшее, в сущности, не православную монархию, а февральскую буржуазную революцию. Народ, конечно, этого не поддержал. См. об этом: Кожинов. Победы и беды России, с. 23.

[11] Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер.//Русский мир. М.-Спб., 2003, с. 623.

[12] Там же, с. 630.

[13] Там же.

[14] Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1997, с. 363.

[15] Шпенглер О.  Закат Европы. Т. 2, М., 1998, с. 201.

[16] Очевидец революционных событий М.Курдюмов пишет: «Удушливыми газами провокации, лжи, публичного богохульства, официально поощряемого разврата, умственного и морального гнета, повсеместного шпионажа и кровавого террора верховные жрецы безбожия, держащие в своих руках всю полноту государственной власти в СССР, пытаются лишить своих религиозных противников малейшей возможности сопротивления, уничтожить в них какую бы то ни было инициативу индивидуальной и коллективной самозащиты». См.: Курдюмов М. Православие и большевизм.//Православие. Pro et contra, с. 333.

[17] Бердяев Н.А. Правда и ложь коммунизма.//Путь, 1931, № 30, с. 8.

[18] Франк С.Л. Русское мировоззрение. Спб, 1996, с. 184.

[19] Бердяев Н.А. Русская идея, с. 35.

[20] Курдюмов М. Указ. соч., с. 331.

[21] Невольно вспоминаются слова, сказанные змием прародителям: будете, как боги…

[22] Франк С.Л. Религиозно-исторический смысл русской революции.//Русское мировоззрение, с. 122.

[23] Франк С.Л. Большевизм и коммунизм как духовные явления.//Русское мировоззрение, с. 141.

[24] Федотов Г.П. Письма о русской культуре.//Судьба и грехи России. Избр. статьи. Спб., 1992, с. 165.

[25] По своему беспрецедентному безбожию и безнравственности эти эксперименты и манипуляции находились в полном соответствии с основополагающим этическим принципом большевистского коммунизма, который Ленин сформулировал в работе «Задачи союзов молодежи» следующим образом: не существует абсолютной нравственности, и поэтому для коммуниста нравственно то, что служит интересам диктатуры пролетариата…

[26] Коммунистическое беснование и измождение плоти могло быть спасительным для духа не только самой России, но и остального мира, о чем еще пойдет речь.

[27] Еще и в этом смысле представляется промыслительным, что так грубо был оборван историей русский культурный ренессанс начала ХХ века, или «третье возрождение». Ведь возрождение есть всегда обращение к культурным корням языческой античности, и все бывшие в Европе культурные возрождения (и первое итальянское, и второе германское) породили по этой причине мощную волну неоязыческого гуманизма, затопившего Европу и явившегося причиной глубокого и широкомасштабного отпадения ее от христианства.

[28] Европейские революции не показали такого бесстрашия. В.Шубарт рассказывает анекдот, о том, как немцы решили сделать революцию и пошли демонстрацией по одной из главных улиц Берлина. Они шли до тех пор, пока не натолкнулись на официальную табличку «Проход запрещен», после чего, потоптавшись на месте, решили отменить революцию и  разошлись по домам. См. Шубарт. В. Указ. соч., с. 209.

[29] В России такой фазы или вообще не было, или в лучшем случае она продолжалась 8 месяцев – с февраля по октябрь 1917 года.

[30] Цит по: Сидорина Т.Ю. Кризис ХХ века. Прогнозы русских мыслителей. М., 2001, с. 50.

[31] Франк С.Л. Религиозно-исторический смысл русской революции, с. 135.

[32] Святитель Николай Сербский. Миссионерские письма.//Избранное. Минск, 2004, с. 452-453.

[33] Цит. по: Неклесса А. Трансмутация истории.//Новый мир, 2002, № 9, с. 154.

[34] Также из этих слов отчетливо видно, что для Бжезинского и мировой «элиты» высший идеал эпохи Гуманизма и Нового времени – «либеральные ценности» — отнюдь не важен сам по себе и не является самоцелью. Эти ценности, по их мнению, нужны были в историическом строительстве лишь как инструмент деструкции традиционных христианских обществ и теократий. Теперь же, когда, как им кажется, эта цель вполне достигнута, либерализм оказывается уже ненужным, так как работает в этих условиях уже против них, препятствуя полному захвату власти в мире и учреждению своего жестко «контролируемого и направляемого общества», своей антитеократии.

[35] Степун Ф. Идея России и формы ее раскрытия.//Чаемая Россия, с. 219.

[36] Коммунизм иногда сравнивают с фашизмом по степени и чудовищности его преступлений. Никоим образом не отрицая этой чудовищности, однако, скажем, что есть и принципиальная разница между русским коммунизмом и немецким фашизмом: если русские во времена коммунистического беснования истребляли и казнили прежде всего самих себя, то немцы во времена фашизма – большей частью не себя, а других.

[37] Кожинов В.В. Российская цивилизация: специфика и проблемы.//О русском Национальном сознании, с. 256.

[38] Кожинов В.В. Рано хоронить Россию.//О русском национальном сознании, с. 377.

[39] Кожинов В.В. Сталин и Капица.//О русском национальном сознании, с. 372. Великим потрясением и шоком явился запуск в 1957 году в СССР  первого искусственного спутника Земли. Символично также, что именно русские, для сознания и философии которых столь характерен космизм и вселенскость, первыми вышли в космос.

[40] Цит. по: О Русская земля! Сборник стихов русских поэтов. М., 1971, с. 430.