Для сообщества людей в целом только труд является источником благосостояния. Однако для составляющих наше сообщество групп и отдельных лиц таких источников уже становится два — собственно труд и деятельность по распределению, а также и присвоению результатов этого труда.
Исторически возможность продуктивного распределения, включающего в себя выгодный обмен, появилась только в эпоху неолита, т.е. примерно пять-шесть тысяч лет тому назад, когда чистое потребление даров природы сменилось созиданием всё более разнообразных жизненных благ.
По некоторым оценкам производительность труда при переходе от собирательства к земледелию увеличилась в десятки раз, а замена охоты животноводством увеличила эту производительность в сотни раз. Величина общественного пирога начала приобретать привлекательные размеры.
Можно предположить, что так называемые корыстные отношения, являющиеся основой обмена, не могли появиться в более ранние времена, так как делить и накапливать было практически нечего — всё добытое практически сразу же потреблялось.
Насколько нам сейчас известно, в те времена не существовало групп людей, либо отдельных лиц, сумевших сосредоточить в своих руках политически значимую часть процессов обмена в общественно созидаемом продукте. Необходимая для овладения стихийным обменом, спекулятивная сила абстракции потребовала длительного культурного развития начал цивилизации, сложившихся в эпоху неолита.
Труд и сознательное усвоение его результатов подразумевают возможность символического представления всех материальных субстратов, связанных с трудовой деятельностью.
Без несовпадающих интерпретаций всего процесса труда и отдельных его звеньев у различных групп общества, невозможно обосновать царящий сегодня во всех общественных отношениях неэквивалентный обмен, являющийся исходной основой всей структуры современной власти.
Вместе с тем одного только развитого интеллекта для господства отношений обмена, типичного для нашего времени, над всеми остальными человеческими отношениями всё же недостаточно.
Нужна ещё определенная концентрация численности населения, чтобы подавляющее большинство людей не имело никакой физической возможности вступать в человечески близкие отношения друг с другом. Тогда всякий среднестатистический персонаж является для другого персонажа абстрактным посторонним — «чужим», в отношении которого моральные обязательства не имеют статуса доминирующей силы.
Любой случайный, наугад выхваченный из толпы, человек имеет для нас только отвлечённую ценность, так как нет никакой реальной возможности сопереживать ему. Именно поэтому большая масса людей («толпа») равнодушна, агрессивна и жестока.
Только в случае указанной возможности абстрагирования от моральной основы человеческих отношений возможен по-настоящему универсальный и глобальный обмен.
Как раз по этой причине современная, пропагандируемая на каждом углу, глобализация есть всего лишь паллиатив настоящей проблемы — проблемы целостности всего человечества. Люди, путём сознательного отключения моральных принципов, разделены на враждующие потребительские группировки, рыскающие по рынкам в погоне за идиотскими рекламными брэндами.
Всякая мораль исходно является набором прежде всего принципов запрета, разного рода ограничений на свободу действий всякой отдельно взятой личности — не убий, не укради, не лжесвидетельствуй и других общеизвестных правил поведения. Очевидно, что такого рода правила не допускают свободный экономический обмен во многие сферы межчеловеческих отношений, т.е. являются объективными препятствиями глобализации.
Действительно, если информация и знания могут быть разделены между неограниченным числом участников (хотя современное законодательство в области охраны авторских прав пытается ограничить обмен культурными ценностями в угоду экономическим интересам), то испытывать любовь и дружбу к большому числу конкретных людей невозможно. В этом смысле человеческие чувства также редки, как и экономические ресурсы. Всегда приходится выбирать к кому их можно применить.
«Экономия чувств» совершенно неизбежна при достаточно широком проникновении отношений обмена в человеческий социум.
Свобода либерала есть прежде всего свобода отношений обмена, а следовательно и максимальная свобода движения финансового капитала, но в то же время это и свобода перемещения наёмного работника в погоне за тем же самым капиталом.
Прежде чем проследовать далее в общих рассуждениях, почему-то очень хочется спросить (после похмелья общих рассуждений) — отчего это все, безо всякого исключения, либералы принадлежат к самому обеспеченному классу, т.е. имеет полную свободу от закрепощающего труда?
Вы можете себе представить либерального шофера, официанта, шахтёра или, например, либерального дворника?
Мне всё более кажется, что последним воплощением свободы в либеральном мировоззрении является свобода от труда.
Избранные баловни либерализма гнёт заботы о повседневности научились виртуозно перекладывать на остальное население.
Присматриваясь к корыстным ухищрениям победившего либерализма, начинаешь подозревать, что повседневным бытовым лозунгом этих людей является формула — терпение и труд в дурдом приведут.
Истинный либерал ищет не просто своё место в этой жизни, он непременно ищет доходное место, т.е. такое место в системе человеческих отношений, когда можно жить за счёт чужого труда.
Знаменитый фантаст Герберт Уэллс, между прочим один из основателей современной политологии, как-то заметил — Наш либерализм уже не был философией — он превратился в щедрую праздность.
Интересную трансформацию в новейшее время получило и само понятие «труд». Сегодня повсеместно можно услышать, что гражданин А, отобравший у гражданина Б или организации Х, допустим, с применением оружия или путём обмана, такие-то денежные средства, эти средства ЗАРАБОТАЛ. Тем самым остро криминальная деятельность негодяев объявляется трудом.
Однако здесь нет ничего удивительного, т.к. согласно фундаментальным концепциям экономического либерализма — «Там, где нет денежных цен, нет и таких вещей, как экономические величины». (Л.фон Мизес. Человеческая деятельность. Трактат по экономической теории. М. 2000 г. с. 198).
Иными словами, именно деньги делают мир экономических отношений зримым.
В этих условиях весь процесс труда опосредован денежными отношениями, т.е. деньги, по факту, выше людей (и результатов их труда). Это означает почти открытое одобрение любой деятельности, направленной на завладение денежными средствами.
Конечно, такой выдающийся экономист и обществовед как фон Мизес знает, что «Материализм фондовой биржи и бухгалтерского учёта никому не запрещает следовать нормам Фомы Кемпийского или умереть во имя благородного дела». (Там же, с. 204).
Однако во времена написания наиболее полного трактата по экономическому либерализму (середина ХХ века) никто и представить себе не мог, что собственность целых стран может быть украдена у их населения и «благополучно» распродана узким кругом лиц под предлогом заботы об интересах того же самого населения.
Тот же фон Мизес говорит — «Деловой человек может обратить свою собственность в деньги, а страна не может». (Там же, с. 205).
В первой половине января нынешнего 2007 г. официальная российская пропаганда сообщила, что доходы 500 самых богатых людей России в 2006 г. в два раза превзошли расходы всего федерального бюджета за этот же период. Комментарии застревают где-то на уровне трахеи.
Мягкая оценка ситуации означает, что деловая и политическая элита России преимущественно занята обращением собственности страны в иностранные деньги, в полном противоречии с азами либеральной теории.
Необходимо отметить, что те или иные политические и экономические теории никогда не были практическим инструментом действия для правящей элиты, что бы не утверждали по этому поводу учебники экономики и политологии.
Настоящая власть исключительно субъективна. Ещё Платон высказался — «Друзья мои, не давайте никому себя убедить, будто государство может легче и скорее изменить свои законы другим каким-то путём, чем под руководством властителей, нигде этого не случится ни теперь, ни впредь». (Платон, «Законы», книга IV)
Я настаиваю на том, что современный либерализм уникально необъективен, т.е. является разновидностью субъективизма, когда частные мнения и желания крошечного меньшинства «чужих» навязываются всему обществу в качестве правильных и обязательных руководств к действию.
Например, всякая деятельность по овладению денежными средствами объявляется трудом.
Если принять подобную точку зрения, то самыми трудолюбивыми окажутся владельцы ФРС (американской частной федеральной резервной системы) — т.к. у них денег больше, чем у всех «остальных», а если им «не хватает», то они всегда могут «напечатать» ещё, обладая «правом» практически неограниченной эмиссии.
Значит, самый главный эмиссионер и есть главный Герой труда.
С другой стороны, я не думаю, что протестными настроениями людей управляет обострённое чувство справедливости. Грустно это или весело, но большинство трудящихся граждан ненавидит капитализм за то, что им слишком мало достаётся от его плодов. Большая грусть охватывает большие массы населения ещё и оттого, что им не хватает места в телевизоре.
Большой соблазн, умноженный на несложный квалифицированный обман, способен быстро заполнить нужный Майдан.
Сегодня имена вырвались из-под власти породивших их вещей. Мир имён и мир вещей разделились. У каждого из них появилась возможность жить независимо, по-своему.
С практической точки зрения это означает, в частности, возможность управлять образом любых событий в обществе в интересах практически любых состоятельных групп влияния.
Мир, лишённый статуса объективности, открыт для лжи и насилия.
Понятия «либерализм» и «труд» также выскользнули из обязывающих объятий объективности. Сегодня первичной единицей измерения, как степени либерализма, так и меры труда является денежная единица.
Похоже, что равновероятно и успешно можно «профинансировать» как дальнейшее укрепление экономического либерализма, так и возвращение Советской власти у нас в России, да и в любой другой стране мира. Единственное условие успеха — так называемая открытость экономики, с набившими оскомину байками про инвестиционную привлекательность и свободными рынками чего угодно — от политических партий до унитазов.
Свобода при капитализме — это беспрепятственное обращение денежных единиц.
Свобода такого рода ведёт к возможности присвоить своеобразную капиталистическую метку — денежный знак любому как материальному, так и идеальному событию в общественной жизни. «Чужие» метят территорию.
Если же вам не присвоили денежную метку, т.е. у вас НЕТ денег, значит вы вне игры, вы не записаны в книгу жизни «чужих» и обязательно быстро и мучительно умрёте.
Действительно, в сегодняшней жизни лишить любой проект финансирования, т.е. денег, даже такой природный (для верующих божий) проект как Человек, значит сознательно его убить.
Согласившийся на роль наёмника Капитала работник, превращается в существо, чья смерть проплачена. Не сомневайтесь, что проплаченная жизнь равносильна проплаченной смерти.
Ничем не ограниченная свобода Капитала означает поражение в правах нанятого им обслуживающего персонала.
Отзовитесь, правозащитнички!
2007 г.