Возрождение Державы информационно аналитический портал
Сегодня в правящих кругах Российской Федерации вновь звучат слова «либеральные ценности» и даже «рыночные ценности», сильно подзабытые за время правления Владимира Путина. В связи с этим вновь и вновь возникает вопрос: а что, собственно, такое «либеральные ценности» и какова их природа?
Сегодня в правящих кругах Российской Федерации вновь звучат слова «либеральные ценности» и даже «рыночные ценности», сильно подзабытые за время правления Владимира Путина, который, по крайней мере, публично, хотя в целом его правительство было правительством «министров-капиталистов», заявлял о приоритетах государственности и патриотизма, что привело к невиданному взлету популярности уходящего Президента. Тем более непонятен, на первый взгляд, вираж российского руководства, сопровождаемый к тому же откровенным возвратом к монетаристскому экономическому курсу 90-х годов. В связи с этим вновь и вновь возникает вопрос: а что, собственно, такое «либеральные ценности» и какова их природа?
Профессор С. Г. Кара-Мурза пишет в журнале «Русский Дом»: «На западе либеральные ценности возникли в ходе катастрофической религиозной революции, получившей название Реформации. Какого масштаба это была катастрофа, видно из того, что Германия в ее ходе потеряла 2/3 населения. Основанное на либеральных ценностях социально-философское учение, излагавшее принципы «правильного» общественного строя и получившее название «либерализм», в наиболее полном виде сложилось в Англии, а в самом чистом виде воплотилось в США, где меньше было влияние традиций. Там либеральные ценности можно было утверждать на чистой площадке, расчищенной от местного населения. Россия со времен Ивана Грозного (на самом деле – значительно раньше, более того – никогда – В.К.), когда на Западе как раз заполыхала Реформация и до наших дней не была либеральным государством. Россия – многонациональная цивилизация, ядро которой составляет русский народ с очень ясными и высокоразвитыми представлениями о мире и человеке, о добре и зле <…> Таким образом, вот главное основание для раскола и кризиса в России: правящий слой пытается перестроить все бытие России в соответствии с либеральными ценностями, а подавляющее большинство населения этих ценностей не принимает и продолжает следовать своим ценностям, которые сложились за много веков <…> Но для нашей судьбы в принципе неважно, ломают устои России под знаменем либерализма искренне или ради воровства. Главное, что никаких шансов успешно завершить эту «реформу» нет. Не было в истории случая, чтобы успешно прошла реформа, противоречащая главным ценностям народа и изменяющая само ядро ее культуры».
На самом деле либеральные реформы затеяны были не «искренне» и не «ради воровства», хотя у кого-то были, естественно, и такие намерения. Главная их цель – уничтожить русский народ как таковой, оставив от него смешанную с другими этносами часть как более «воспитуемую». Речь идет о сознательном антропологическом расизме, в котором разговоры о «цивилизации белой расы» – лишь прикрытие для древнейших исторических целей совершенно иных сообществ.
Сам англосаксонский либерализм возник во многом вследствие того, что, начиная с XI века Британские острова постепенно заселялись выходцами из разбитого Киевской Русью Хазарского каганата, которые составили значительную часть британской аристократии. Именно эти группы под видом т.н. «огораживаний» сгоняли с земель и физически уничтожали значительную часть англосаксов, а затем уже англосаксы аналогичным образом уничтожали местное население Северной Америки.
Если «гайдаровские реформы» были первым актом невоенной операции по «расчистке русского пространства», то сегодня мы стоим перед новым этапом: выселение русских из городов под предлогом «неплатежеспособности» – спустя несколько веков английские «огораживания» продолжаются. После восьмилетнего «путинского перерыва», в который как в начало выздоровления поверили многие, в том числе и автор этих строк, «заседание продолжается».
С. Г. Кара-Мурза: «Свою приверженность ценностям иной культуры и цивилизации наши реформаторы оправдывают тем, что якобы либерализм – высшее достижение мировой культуры, что он основан на общечеловеческих ценностях и отвечает «естественным» потребностям человека. А Россия, мол, уклонилась от столбовой дороги цивилизации, и теперь ей приходится расплачиваться за свою ошибку и наверстывать упущенное через болезненные реформы».
Новая «либеральная война» принесет еще более страшные последствия: Россия будет разделена на множество зон-резерваций (через сепаратизм и «регионализм»), причем крупные города освободят от русского населения и заселят новыми «хозяевами» – и отнюдь не только и не столько с Кавказа и из Центральной Азии, начнется массовое вымирание, беспредел и «война всех против всех»…
Но чтобы увидеть все это, надо прежде всего понять, что из себя представляют сами по себе «либеральные ценности», каков их генезис?
Один из создателей современного либерализма Фридрих фон Хайек писал: «Либерализм интересуется функционированием правительства и прежде всего ограничением его власти. Демократию интересует вопрос, кто направляет правительство. Либерализм требует ограничения всякой власти, в том числе и власти большинства». Парадоксально, но это полностью совпадает с идеей «отмирания» государства, высказанной В. И. Лениным в 1917 г. («Государство и революция»), от которой затем решительно отказался И. В. Сталин в 1938, на XVIII съезде ВКП(б), что по существу было «контрреволюционным белым переворотом», пусть и под красным флагом.
Почему, собственно, умаление государства провозглашается «ценностью»? Само понятие «ценностей», не будем забывать, появляется по мере перехода от традиционного общества к «обществу модерна». Традиционный мир этого понятия не знает и знать не может. В нем все, собственно, одновременно (точнее – одноименно, ибо и линейно-дискретного времени оно не знает), безценно и не имеет цены вообще. И прежде всего это касается самой человеческой жизни. Традиционный человек знает, что она не начинается с физического рождения и, быть может, даже зачатия (по крайней мере, в замысле Божием) и не заканчивается физической смертью, каковая не является для человека фатальностью и абсолютным злом. Жизнь безконечна и абсолютна. В русских деревнях, да и не только в деревнях, а в любой православной семье до начала ХХ века говорили «Бог дал – Бог взял». Дать и взять можно нечто, не появляющееся из ничто, а только то, что есть. Абсолютно есть. Поэтому никакого вопроса о «праве на жизнь» – фундаменте всех остальных либеральных свобод – не возникает, а соответственно, не возникает вопроса ни о каких иных. «Либеральные ценности» возникают по мере умаления веры в Бога-Жизнодавца. «Право на жизнь» от зачатия до смерти – у католиков, затем – от рождения до смерти – в уже секуляризованном после французской и американской революций обществе. И далее – «неотъемлемые права человека», получающие на Западе дополнительное обоснование в «христианском персонализме», связанном с пониманием человека как образа и подобия Божиего, но невозможном по определению: «персона» по-гречески есть маска актера (лицедея) и заведомо не имеет никакого отношения к образу и подобию. Все же остальные т.н. «неотъемлемые права человека и гражданина» вытекают из принципа конечности человеческой жизни (если она конечна, то «бери от жизни всё» – формула «бытоустроительной партии», по выражению преп. Серафима Саровского). В перспективе же безконечности жизни вопроса о нарушении прав человека не может возникать вообще – они рассматриваются как «искупление» совершенных грехов и даже полезны sub speciae aeternitatis. В этом свете, кстати, рассматривается сотериологический смысл царского гнева и наказания в письмах Царя Иоанна Васильевича Грозного к князю Андрею Курбскому.
Россия сохранялась как традиционное общество едва ли не до конца 80-х годов ХХ века: отклонения «петербургского» и «советского» периодов практически не затронули «народной толщи» и касались только аристократии и буржуазии – в первом случае, интеллигенции – во втором. Но перевод православного сознания в безсознательное у большинства русского народа сделал его в принципе беззащитным перед наступлением инородной и иноприродной стихии и породил отсутствие сопротивления внедрению «либеральных ценностей»: нас «взяли голыми руками». При этом промыслительно не было и католико-протестантской почвы для компромисса. Как «введение христианства» было массовым и почти мгновенным, так же и «введение либерализма». При том, что последнее, в отличие от первого, привело к массовой и мгновенной духовной смерти народа и началу его физического вымирания – столь же массового. А отсутствие протестантских традиций, необходимых для возникновения капитализма, сразу же бросило абсолютно дезориентированный русский народ в объятия не действительного либерализма, а пародии на него, т.е. уже пародии на пародию.
Привыкший к «отеческой стесненности» (К.Н.Леонтьев) сначала царской, а затем советской властью, русский народ начал или спиваться и «бомжевать», или легко предавался власти абсолютно нового уже всемирного явления – неототалитаризма транснациональных компаний, корпораций и банков. Вот что пишет один из блоггеров в «черновике» под названием «Неототалитаризм», главную угрозу которого он видит не в государстве, а в деятельности корпораций: «21 век дает корпорациям, желающим взять тотальный контроль над обществом, новые возможности: системы слежки за каждым членом общества, возможность моделировать информационный поток, окружающий каждого человека. Но существует и другой эффект, определяющий вид НТ. При мощной массовой иллюзии, которая будет создаваться неототалитарными корпорациями, их члены сами будут погружены в эту иллюзию. Поэтому такого недостатка «ретрототалитаризма», как несоответствие декларируемых ценностей образу жизни элиты, не будет. Основной ценностью неототалитаризма общества будет соответствие шаблону «идеального гражданина». Следовательно, и рекрутинг элиты будет осуществляться из «идеальных граждан» и основной задачей правящих кругов будет поддержание «правильности общества». Если рассматривать экономику НТ, то основные продукты производства — это средства контроля и товары престижа. Со средствами контроля понятно. А товары престижа могут быть разные: от предметов религиозного культа до космических кораблей».
О «предметах религиозного культа» следует сказать особо. Речь идет о «гламурном христианстве» и «гламурном православии» и даже, порой, «гламурном старообрядчестве». О том, что Виктор Пелевин назвал «солидный Господь для солидных господ». Об определенном стандарте религиозного поведения, из коего исключаются не только мистические области, но даже и «неудобные» для современного общества элементы чистой христианской традиции, такие, например, как запрет на зрелища или банковский процент. При этом декларируется верность «чистоте идеи» и «борьба с ересями» (реальными или вымышленными), под которой понимается противодействие живой философской, политической или художественной мысли. Не исключено, что на очереди «гламурный ислам», «гламурное язычество» и даже «гламурный сатанизм». При этом «в наши дни признаком эволюции общества к НТ-типу является “запрет на идею”. Многие государства уже сейчас декларируют запрет на дискуссию по определенным темам». В Европе и США это, в основном, темы Второй мировой войны, национал-социализма, «холокост» и «еврейский вопрос». У нас – «сталинские репрессии» и особенно смысл событий 1937 года. А также, как ни странно, внимание к докаролингской истории в Европе (тоже сознательно идиотизируемой в духе Дэна Брауна) и к «докиевскому периоду» истории Руси – у нас. Этого не сказано в «черновике», это мы уточняем и дополняем.
Интересно при этом, что автор выделяет «государства, имеющие вектор развития к НТ-типу: США, Россию, ФРГ, Великобританию». Мы полагаем, однако, что «неототалитаризм», как и классический тоталитаризм, прежде всего коммунистического толка, невозможен «в отдельно взятой стране» (СССР был русско-национальной коррекцией коммунизма) и приведет к объединению этих стран, подготовку которого осуществляют уже сейчас «эффективные менеджеры» на постах президентов или премьер-министров этих стран (включая Россию).
Речь при этом идет уже не о модерне, а о постмодерне, причем для России это даже не постмодерн, а, по определению А.Г.Дугина, «археомодерн», соединение пародии на традицию с пародией на модерн (в первом приближении, «совка» в дурном смысле этого слова и донельзя измененного «православия» с полукапитализмом и дурного вкуса гламуром). Такое соединение представляет из себя своеобразный «наркоз» для умерщвления остатков национального и державного сознания, наркоз, под действием которого будет произведено расчленение. Как и в свое время «выбор модерна» вовсе не был порожден «объективным ходом общественных отношений», так и нынешняя «построссийская постсудьба» есть результат свободного экзистенциального выбора до предела разложившихся элит и тех, кто стоит за ними.
О том, что современное общество, именуемое им «обществом спектакля», не есть результат неких объективных процессов, а есть результат некоего совершенного некими силами выбора, писал еще Ги Дебор: «Во всей своей полноте спектакль есть одновременно и результат, и содержание существующего способа производства. Он не является каким бы то ни было дополнением к реальному миру, надстройкой к нему или декорацией. Это краеугольный камень нереальности реального общества. Во всех своих проявлениях, будь то информация или пропаганда, реклама или непосредственное потребление развлечений, спектакль являет собой модель преобладающего в обществе образа жизни. Спектакль – это повсеместное утверждение выбора, который уже был сделан в производстве, не говоря уже о последующем потреблении» (пер. Болеслава Немана).
Мы бы пошли еще дальше Ги Дебора и говорили бы – по крайней мере, применительно к России – об «обществе наркоза».
Таким образом, возникает даже «несуществующая религия» или «несуществующее правление», причем, на самом деле тем и другим управляет сокрытое криминально-религиозное сообщество, не подлежащее именованию. «Неподлежащее несказуемое».
Есть ли какая-либо альтернатива такому положению вещей? Нам видится она в переходе от «правового общества» к «обществу обязанностей», религиозно соответствующему безсмертию человека, но также и в «советном» (пусть даже кто-то скажет и «советском») государстве, только без марксизма, и, по русской традиции, с тем, чтобы «отдельный человек был выше всего, даже выше закона». Поэтому наиболее приемлемой архетипической формулой государства у нас является возникший в годы гражданской войны лозунг некоторых отколовшихся как от «белых», так и от «красных» военных частей: «Царь и Советы, а правительство рабочее (в смысле без «министров-капиталистов»)», сочетающий монархическое и демократическое начала и восстанавливающий архетип «советной», «земско-соборной» монархии Московской Руси XVI-первой половины ХVII в., когда было все заложено, но ничто не осуществлено.
Кто – «индивидуумы» или «класс» – может проложить путь такой перспективе государственности, мы здесь рассуждать не будем. Также и «уничтожению» подлежат не классы, а криминальные сообщества, управляющие отчужденной историей. Если это произойдет, то именно Россия сможет положить начало преодолению «неототалитаризма».
31 мая 2008 г.