Юрий Булычев «Возрождение православно-национального духа в творчестве мыслителей Зарубежной России»

Разумеется, в леволиберальных, узко-политизированных и идейно поверхностных кругах эмиграции идеи религиозно-национального возрождения не находили места. К примеру, П.Н.Милюков оставался вполне чужд какого-либо раскаяния за свое содействие разгулу революционной стихии. Он был верен крайнему позитивизму и западничеству, продолжая и в эмигрантской среде свою борьбу с идеями российской культурно-исторической самобытности. Либеральные демократы склонны были скорее обвинять русский народ в неудаче февральского революционного переворота, нежели принимать вину на свой счет. В частности, Марк Вишняк писал, что демократия и Учредительное собрание — абсолютные ценности и служившие им даты были безусловно правы. Не права Россия, не прав отсталый русский народ, не вместившие демократии [1] . Но столь бесчувственные и безжалостные оценки своего Отечества оставались уделом самых малодуховных сект Зарубежной России. Что же касается ее крупных писателей, деятелей культуры и особенно таких видных мыслителей, как Н.А. Бердяев, Н.С.Трубецкой, Н.В.Устрялов, С.Л. Франк, А.В.Карташев, П.И.Новгородцев, Л.П.Карсавин, С.Н.Булгаков, И.А.Ильин, Г.П.Федотов, то они крайне обостренно почувствовали в изгнании некое сокровенное духовно-органическое целое России и вину за то, что живое чувство этого родного целого оказалось безнадежно раздроблено и погублено дореволюционной интеллигенцией в хаосе мелких и низких партийно-политических интересов. Названные представители русской мысли вновь уяснили себе православно-национальную суть русской духовности. То есть, остро осознали, что специфика нашей собственной культурной традиции фундаментально определяется восприятием православной веры как общенародного дела, как всерусского служения, вне которого русский народ распадается на хаотическую совокупность сект, толков, враждебных партий. Соответственно, задача возрождения, познания, развития православно-национальной духовности вышла на первый план при осмыслении и решении всех теоретико-мировоззренческих и практических вопросов. Даже бывший глава московской школы философии права, теоретик либерализма, один из основателей радикально-демократической партии кадетов и член ее ЦК П.И.Новгородцев, как мы увидим далее, сделал в эмиграции резкий поворот к православно-национальной идее. Также и отнюдь не отличавшийся до революции пиететом относительно Православия, самодержавия, народности Н.А.Бердяев признал, что в традиционных устоях монархической России было несравненно больше духовной чистоты, красоты и благородства, чем в идеях демократии и либерализма.

Согласно интуиции Бердяева, глубинная целостность России есть органичность православного жизненного мира, мира энергичной духовно-душевной стихии, обращенной к первичным, мистически-религиозным проблемам человеческого существования. В этом наше принициальное отличие от неправославного Запада, несравненно более рационального, секуляризированного, обращенного на вторичные культурно-цивилизационные проблемы. Данным же обстоятельством объясняется фатальная неудача насаждения на русской почве западных общественно-политических форм. Православный человек, по мысли Бердяева, не может быть буржуа, не может быть демократом, ибо буржуазность — это полное прельщение рассудочно постигаемым материальным миром, а демократическая идеология есть крайний рационализм. Буржуа и демократ религиозным образом верит в возможность рационализировать жизнь и окончательно устроить ее одними человеческими силами, не принимая в расчет иррациональных начал бытия. Демократическая революция в мире вызывает у подлинного христианина религиозный ужас, ибо свидетельствует о духовном упадке человечества, о росте безбожия, о страшном скептицизме, о потере всех объективно существенных критериев правды. Рост демократии на земле, заключает философ, имеет роковой смысл. “Он идет параллельно выветриванию души, потере Бога в душе. Демократическое равенство есть потеря способности различать качества духовной жизни. Это есть смешение, допускаемое теми, которые перестали дорожить качествами. Демократическая идеология количеств не может не вести к царству худших, а не лучших” 1 .

Демократическая идея, согласно Бердяеву, есть порождение духовной болезни и общественного распада. Здоровая, духовно-органичная и энергичная нация не может тянуться к демократии. Ибо демократия не способна быть выражением духа народа. Дух народа выразим лишь в личностях его царей и вождей. Демократическая же система — безличный механизм, лишенный собственных положительных оснований. Демократия — онтологически бессодержательное, чисто демагогическое понятие, нужное прежде всего разного рода мошенникам и самозванцам. Практически существенны лишь аристократия (власть «лучших людей») и охлократия (деспотическое господство черни). Следовательно, лишь возрождение духовно-аристократических начал русской жизни на почве Православия, религиозно-философского просвещения и национального самосознания, по мысли Бердяева, способно вызволить русскую историю из-под власти коммуно-охлократического демонизма.

С большой силой подобная идея была выражена в философско-публицистическом наследии А.В.Карташева. Нужно заметить, что Антон Владимирович Карташев (1875-1960) был известным ученым, мыслителем, религиозным деятелем. Он являлся одним из руководителей Петербургского религиозно-философского общества, после Февральской революции стал министром вероисповеданий во Временном правительстве, эмигрировав в 1920 г., в течении многих лет трудился профессором Свято-Сергиевской духовной академии в Париже, написав двухтомную «Историю Русской Церкви», капитальную работу «Вселенские соборы» и целый ряд других работ. Более полувека Карташев осмысливал в эмиграции уроки новейшей русской истории, итогом чего стала книга «Воссоздание Святой Руси», проникнутая верой в духовное воскресение и общественно-государственное возрождение Православной России.

Россия осмысливалась Карташевым как устойчивое органическое целое, как духовный тип, как живая душа русского народа с единым соборным самосознанием. Мыслитель подчеркивал, что нельзя Россию выдумать заново, спроектировать по чужому ее сокровенной природе плану. Плодотворно ее можно развивать лишь в соответствии с тончайшими законами духовно-культурной органики и наследственно. «Русь св. Владимира, православная Святая Русь — наша хоругвь, — писал Карташев, очерчивая главную проблему выше названной книги .- Углубление в эту сердцевину нашей русскости никогда не перестанет быть задачей нашего национального самосознания. Но, параллельно с этой нашей так сказать «метафизикой», должна уясняться и наша «физика», т.е. реализм путей и средств, какими может и должен осуществляться наш идеал. Это серьезнейшая и, строго говоря, труднейшая задача.

Избытком трезвости, практичности, методичности и организованности мы не страдаем. Наша слабость и опасность как раз обратная: мечтательность и пассивность, расчет на то, что все как то само собою образуется. Не оттого ли и распалась прежняя Россия, что правящие слои слишком надеялись на силу инерции существующей власти, а среди не менее мечтательных революционеров нашлись реалисты, до цинизма прямолинейно использовавшие мотив классовой злобы и неповторимый момент первой мировой войны? Как бы нам опять не очутиться неподготовленными, с одними мечтательными чаяниями, к моменту, может быть тоже неповторимому?

Самая вера в Св. Русь, убеждение, что вне ее нет спасительных путей — вот основной духовный капитал, без которого мы — ничто. Но вера без дел мертва. Творческая вера требует не созерцания только, но и действия. А действие требует плана. Метода, техники, организации и терпеливой работы. Иначе из ничего ни чего и не выходит. Иначе мечту растреплют буйные ветры враждебных темных сил, торжествующих в мире сем и несклонных слагать оружия до конца времен. Силы эти дьявольски напряженны, неустанно активны, вооружены всей новейшей техникой идейной агитации, организованности, власти и силы. Восстать и победить их можно только равным оружием» [2] .

Отсюда вытекала основная задача, которую Карташев ставил перед русскими православными людьми: воссоздание Святой Руси не в былых исторических формах, но «в арматуре новейшей общественности и государственности», через строительство православной культуры, призванной органическим образом связать общественную жизнь с Церковью. Уже не в старой «симфонии» с государственным аппаратом, а в новой «симфонии» с обществом, в свободном союзе с живыми силами нации Православная Церковь призвана, по верному указанию мыслителя, обрести теократические энергии для преображения России в православное государство. Особенно ценно в этой новой симфонии церкви с обществом, на взгляд Карташева, то, что церковная жизнь, сохраняя внешнюю и внутреннюю свободу от государственных задач, оказывается способной служить неиссякаемым источником одухотворяющей христианизации государства. Государство же, свободное от прямых связей с церковью, сможет уделить должное внимание земным проблемам общественного бытия, вопросам благосостояния народа, развития экономики и культуры. Первое время после освобождения от коммунистической власти, подчеркивал Карташев будет необходима просвещенная, национально ориентированная диктатура. Отвращаясь от антирелигиозного чудовища коммунизма и фашистского язычества, русским следует внимательным образом учитывать опыт умеренных диктатур, ориентированных на синтез правового государства и христианской идеологии. Опыт строительства христианской государственности в Австрии 1930-х годов, до ее захвата Германией, а также в Испании и Португалии 1950-х годов, на взгляд Карташева, свидетельствует о практической возможности и эффективности этого синтеза. «Творчески преображенное, новоявленное христианское государство не есть то мрачное пугало прошлого, в котором должны быть: гонение на неверных, костры еретикам, гражданское бесправие, подавленная властью совесть церкви, принудительно прикрывающая социальную неправду и т.п. Христианское государство может удовлетворять самое требовательное современное правосознание, может иметь самые разнообразные и технически новейшие правовые свободные формы. Дело не в форме, а в духе и     содержании» [3]. Однако вся творчески уникальная и грандиозная перспектива строительства государственности Великой России с душою Святой Руси останется нереальной мечтой, предостерегает Карташев, если не возродить христианский дух в русском обществе, если не пронизать его сетью православных братств, если не придать нашей церкви достаточно мощного аппарата в виде мобилизованной армии мирян. «Православные миряне должны осознать себя миссионерами православия в океане окружающего нас неоязычества, вдохновиться всемирно-исторической значительностью и ответственностью своего мирянского апостольства. Это и будет реализацией православной «соборности», которой мы хвалимся, но на деле этих похвал еще не заслужили.»[4]. Не стояние в церкви, не затворничество в приходе, не жажда покаяния и не забота о спасении своей души создает участника движения к православной культуре, » а выход в мир, — почеркивал Карташев,- живая тревога за судьбы человечества и даже больше — живой интерес к социальным и политическим вопросам своей страны и всего мира» [5] .

По существу ту же задачу сочетания живых общественно-культурных сил русского общества с церковными первоначалами нашей духовной традиции ставил в своих многочисленных работах, посвященных возрождению России, тонкий мыслитель и замечательный исследователь отечественной культуры Георгий Петрович Федотов (1886-1951). Судьба русской культуры стояла в центре всех философских и научных интересов Федотова, который мировоззренчески развивался весьма своеобразным путем, синтезируя религиозный консерватизм, либеральные политические идеи и социалистические воззрения на задачи общественной жизни. Святые Древней Руси, духовно тонкое народное православие, глубоко русский поиск социальной правды на грешной земле — все эти составляющие русской духовно-исторической жизни, по убеждению Федотова, предполагают будущие судьбы России, призванной соединить неотмирную стихию Православия с общественно-культурным строительством. Мыслитель был чужд ненависти к Советской России. Он внимательно вглядывался в ее черты, стремясь увидеть вечное духовное существо Родины в ее новом социальном облике. Федотов отдавая отчет в двусмысленности, противоречивости, неустойчивости всей пореволюционной идеологии и общественно-государственной системы, не исключал возможности духовного и культурного оздоровления начал социалистического общества и хозяйства. А потому мыслитель воздерживался от однозначных оценок и прогнозов. Единственное, что он совершенно ясно предвидел и о чем всегда убежденно писал — это неотрывность национальных судеб своего народа от Православия. «Гонимое малое стадо Русской Церкви сейчас изгнано из созидания русской жизни, из новой творимой культуры. Но придет время и Русская Церковь станет перед задачей нового крещения обезбоженной России. Тогда на нее ляжет ответственность и за судьбы национальной жизни. Тогда окончится двухвековая отрешенность ее от общества и культуры. И опыт общественного служения древних русских святых приобретет неожиданную современность, вдохновляя Церковь на новый культурный подвиг”,[6] — такой уверенностью завершает Г. П. Федотов свою замечательную книгу “Святые древней Руси”.

[1] См.: Вишняк М.В. Всероссийское учредительное собрание // Современные записки. Т.34. Париж,1928. С. 399.

1 Бердяев Н.А. Философия неравенства // Русское зарубежье: Из истории социальной и правовой мысли.- Л.: Лениздат, 1991. С. 137.

[2] Карташtв А.В .Воссоздание Святой Руси. — М.: Столица, 1991. С. 19-20.

[3] Там же. С. 63-64.

[4] Там же. С. 154-155.

[5] Там же. С.216-217.

[6] Федотов Г. Святые Древней Руси.-М.: Московской рабочий, 1990. С.239.