Главная / История Руси с крещения до Петра I / Валерий Шамбаров «Правда Руси. Кто же от кого отставал?»

Валерий Шамбаров «Правда Руси. Кто же от кого отставал?»

Московский Кремль при Иване 3-мЭпоху первых Романовых, Михаила Федоровича, Алексея Михайловича, Федора Алексеевича, почему-то принято представлять эдаким сонным феодальным царством. Но при объективном рассмотрении столь неприглядный стереотип рассыпается в прах.  Первые крупные предприятия мануфактурного типа стали возникать у нас гораздо раньше, в XVI в. Это, например, Пушечный двор, Печатный двор, Оружейная палата, канатные дворы в Холмогорах и Вологде. На Урале вовсю развернулись Строгановы.

Но максимального расцвета деловой активности Россия достигла в XVII в. Причем отметим разницу с западными странами: в Испании и Франции торговля и промыслы считались “подлыми” занятиями, для дворян они запрещались. В Голландии и Англии эти занятия подмяли крупные купцы и финансисты. В России предпринимательством занимались все слои общества. Крестьяне, посадские (горожане), служилые (дворяне, стрельцы, казаки), бояре, духовенство. Швед Кильбургер писал, что русские  “от самого знатного до самого простого любят коммерцию”.

Немалое значение имела и мудрая политика правительства, поощрение торговли, невысокие пошлины, ослабление таможенных барьеров. А в результате в конце XVI – первой половине XVII в. уже сложился единый всероссийский рынок с товарной специализацией различных областей, которые прочно связывались друг с другом. Так, Москва поставляла изделия скорняков, сукноделов, оружейников, золотых дел мастеров, Подмосковье – овощи и мясо, масло шло из Среднего Поволжья, рыба – с Севера, из Астрахани и Ростова, изделия кузнецов – из Серпухова, Тулы, Тихвина, Галича, Устюжны, кожа – из Ярославля, Костромы, Суздаля, Казани, Мурома. На деревянных изделиях специализировалось Верхнее Поволжье, на каменном строительстве – артели из Пскова и Новгорода, на плотницкой работе – артели с Севера. Ткацкое производство развивалось в Москве и Ярославле, Псков поставлял продукцию из льна и пеньки, Вязьма – сани, Решма – рогожи. Из Сибири шли меха, из Астрахани – продукция виноградарства, виноделия, садоводства, бахчеводства.

Крупнейшим центром торговли была, естественно, столица. Кильбургер писал: “В городе Москве помещается больше торговых лавок, чем в Амстердаме или хотя бы в ином целом княжестве”. Функционировали обширные постоянные рынки в Китай-городе, Белом городе, Земляном городе. Свои рынки были во всех других городах, а их в России насчитывалось 923. Расцвела ярмарочная торговля. В XVI в. действовала ярмарка в Холопьем городке на Верхней Волге, а в 1620-х гг она переместилась в г. Макарьев, и возникла знаменитая Макарьевская ярмарка, Оборот ее достигал 80 тыс. руб. (для сравнения, корова стоила 1 – 2 руб, овца – 10 коп.) Весьма значительными ярмарками были Архангельская, Тихвинская, Свенская (под Брянском). Тихвин, например, вел торговлю с 45 городами. В Верхотурье была организована зимняя Ирбитская ярмарка, связанная с Макарьевской, на нее собиралось до тысячи купцов. А летом сибиряки ездили на Ямышевскую ярмарку.

Павел Алеппский не без зависти сообщал, что “торговля московитов деспотичная, это торговля сытых людей” – в Османской империи, откуда он приехал, тоже было много базаров. Но там для мелких торговцев продать хоть что-нибудь означало обеспечить себе кусок хлеба. Перед русскими проблема так не стояла, и “говорят они мало, как франки” – не нравится цена, ну и иди своей дорогой. Но иностранцы отмечали и высочайшую честность русских. Олеарий упоминает, как рыбаку на Волге по ошибке переплатили за улов 5 копеек. Он пересчитал и вернул лишнее. Пораженные таким поведением немцы предложили ему взять сдачу себе, но он отказывался от не заработанных денег и взял только после неоднократных просьб.

Предпринимательские структуры на Руси были весьма своеобразными. Первое место в них занимали “гости” – крупные купцы и промышленники, имевшие оборот не менее 20 тыс. руб. в год. Но “гость” было не названием сословия, а чином, который персонально жаловался царем. Человек, получивший его, инкорпорировался в самую верхушку государственной структуры. Считалось, что раз он сумел нажить большое состояние и управлять им, то является ценным специалистом, и его опыт надо использовать. Все гости были приближены к царю, получали право непосредственного доступа к нему, наряду с боярами им разрешалось покупать вотчины (т.е. отчуждать земли в наследственное владение). Гости освобождались от налогов. Они выступали экономическими советниками, финансовыми и торговыми ангентами правительства. Через них казна вела заграничную торговлю, поручала им руководить сбором таможенных и кабацких пошлин, передавала подряды на строительство, на поставки для армии, на государственную монопольную торговлю – пушную, винную, соляную. Поляк Немоевский называл гостей: “Крестьяне, которым наравне с боярами принадлежит заведование всяким управлением”.

Из подобных “крестьян” можно выделить Строгановых – за огромную финансовую помощь в годы Смуты им было присвоено особое звание “именитых людей”. Гость Епифаний Светешников вел торговлю с Сибирью, эксплуатировал соляные промыслы в Усолье. Василий Шорин вел значитальную торговлю внутри России, с Персией, Средней Азией, был таможенным головой в Архангельске. На соляных промыслах разбогатели и гости Шустовы, а на внутренней и внешней торговле – Патокины, Филатьевы. В сибирской торговле заправляли торговые семьи Босых, Ревякиных, Балезиных, Панкратьевых, Усовых. В Новгороде ворочали делами Стояновы, во Пскове – Емельянов.

В торгово-промышленной иерархии за гостями следовали гостиная и суконная сотни. В них насчитывалось около 400 человек. Гостиная, в основном, вела торговлю с Востоком, суконная – с Западом. Входившие в них предприниматели тоже пользовались значительными привилегиями и налоговыми льготами, занимали видное место в финансовых и экономических делах государства, имели свое самоуправление. Они становились выборными головами и старшинами на ярмарках, в городских и рыночных структурах. Ну а к низшему разряду предпринимателей относились жители черных слобод и сотен (мелкие лавочники и ремесленники, платившие подати, потому и “черные”).

Вовсю торговали и крестьяне. Так, хозяйства по Северной Двине, специализировались на мясном скотоводстве, каждая семья выкармливала в год на продажу 2-5 быков и несколько телят. Кроме того, здешние жители занимались изготовлением древесного угля, извести, организовывали смолокурни. В различных местностях в крестьянских домах имелись прялки и ткацкие станки – ткани из шерсти, льна, конопли производились как для собственного обихода, так и на рынок. Многие астраханцы, как пишет Олеарий, разводили виноградники, имея с них доход до 50 руб. в год, промышляли и на соседних соляных озерах – соль разрешалось собирать любому при уплате в казну пошлины, 1 коп. с 2 пудов.

Крупными и развитыми хозяйствами являлись боярские вотчины, монастыри. Например, в 1641 г. в закромах Троице-Сергиева монастыря хранилось 2 тыс. тонн зерна, на конюшнях числилась 401 лошадь, в кладовых – 51 бочка пива с собственных пивоварен, десятки тонн рыбы с собственных ловов, в казне насчитывалось 14 тыс. руб., а корабли, принадлежащие монастырю, можно было встретить и в Белом море, и у берегов Норвегии. Весьма благотворно сказалось на развитии российского рынка принятие в 1653 г. Таможенного устава. Он отменял ряд всевозможных мелких и местных сборов с купцов, упразднил все внутренние таможенные барьеры. Для всей торговли внутри страны была установлена единая пошлина: 10 % с соли и 5 % со всех остальных товаров. В результате огромная Россия окончательно стала “единым экономическим пространством”. Кстати, произошло это намного раньше, чем в Западной Европе, где все еще действовали многочисленные таможни на границах городов, княжеств, провинций. Допустим, во Франции внутренние таможенные тарифы составляли до 30 % стоимости товара.

Что касается международной торговли, то наша страна была одним из крупнейших ее центров задолго до всяких “прорубаний окон в Европу”. Русские купцы постоянно бывали и вели дела в Копенгагене, Стокгольме, Риге, в городах Германии и Польши. Через Рязань на юг и далее по Дону каждую осень, когда идут дожди и в реке много воды, караваны купцов направлялись в Азов, Кафу, Стамбул. Через Астрахань добирались в Закавказье и Персию, в Шемахе существовала постоянная русская торговая колония.

А к нам отовсюду ехали иностранцы со своими товарами. Поляк Меховский в “Трактате о двух Сарматиях” сообщал, что Русь “богата серебром”. Но своих серебряных приисков она еще не имела, и итальянец Кампензе уточнял, что страна “богата монетою, добываемою более через попечительство государей, нежели через посредство рудников… Почти ежедневно привозится туда из всех концов Европы множество денег за товары”. В XVII в. северными “воротами” России являлся Архангельск, западными – Псков и Новгород, южными – Астрахань и Путивль, восточными – Тобольск. Немец Айрман в Москве был удивлен, описывая множество “персиян, татар, киргизов, турок, поляков… лифляндцев, шведов, финнов, голландцев, англичан, французов, итальянцев, испанцев, португальцев, немцев из Гамбурга, Любека, Дании”. “Эти нации все имеют свои особые лавки, открытые ежедневно, там видны чудеса за чудесами, так что по непривычке к их странным обычаям или национальной внешности часто более обращаешь внимание на их персоны, нежели на их чудесные товары”.

В Архангельск каждый год приходили десятки кораблей, везших сукно, часы, зеркала, вина, трикотаж. В Астрахань привозили из Ирана сафьян, бархат, платки, ковры, безоар, бирюзу, индиго, ладан, нефть, а главное – шелк-сырец. Татары и ногаи вели в Астрахани большую торговлю скотом, ежегодно пригоняли в Москву на продажу огромные табуны коней – в качестве пошлины с них брали 10 % лошадей для русской кавалерии. Из Монголии с 1635 г. поставляли китайский чай. Бухарские купцы везли хлопчатобумажные ткани, лучшую в мире бумагу, изготовлявшуюся в Самарканде, китайский фарфор, шелковые изделия. Через Среднюю Азию торговали и индусы, их представительства возникли в Москве, Нижнем Новгороде, много их осело в Астрахани, где им разрешили построить “Индийский двор” с домами, лавками и храмом Вишну. В Россию потекли индийские драгоценности, благовония, пряности.

Международная торговля приносила стране тройную выгоду. Во-первых, она обогащала казну. Ввозная таможенная пошлина в приграничных городах составляла 5 %. В Архангельске были случаи, когда годовая прибыль от пошлин достигала 300 тыс. руб. (что составляло 6 тонн золота). Во-вторых, развивалось и богатело отечественное купечество. Потому что торговать напрямую друг с другом, “через голову” русских, иноземцам запрещалось. Только через посредничество наших предпринимателей. А в-третьих, пересечение в России потоков товаров со всех стран создавало картину чуть ли не сказочного изобилия, которое поражало всех зарубежных наблюдетелей. Женщины из простонародья позволяли себе наряжаться в шелк и бархат. Очень дорогие в Европе пряности оказывались доступны простолюдинам, их добавляли в выпечку, делая пряники. Чех Таннер ахал – дескать, в Москве “мелкие граненые рубины до того дешевы, что продаются на фунты – 20 московских или немецких флоринов за фунт”. Австриец Гейс насчет русского богатства  замечал: “А в Германии, пожалуй, что и не поверили бы”. А француз Маржерет делал вывод: “Подобного богатства нет в Европе”.

Конечно же, Россия не только ввозила товары, но и сама немало производила. Экспортировала воск – 20-50 тыс. пудов в год, смолу, деготь, поташ, меха, зерно. Вывозилось также сало – 40-100 тыс. пудов, мед, пенька, лен, конопля, соль, аир, ревень, моржовая кость, ворвань (тюлений жир), рыбий клей, слюда, речной жемчуг. Икра тогда экспортировалась “преимущественно в Италию, где она считается деликатесом” (Бурх). За рубеж продавались до 100 тыс. кож в год, выделанная юфть, войлок, мешки, ювелирные украшения, оружие, конские збруи, изделия резчиков по дереву.

Рассматривая российскую экономику XVII в., современные исследователи  (О.А. Платонов и др.) показали, что по принципам своего построения она во многом отличалась от западных моделей. В ней господствовал “общинный тип” организации. Ее ключевыми звеньями являлись сельские и ремесленные общины, артели, самоуправляемые городские концы, слободы, улицы, сотни. Даже западник Герцен вынужден был признать, что экономическая организация русских общин являлась полной противоположностью принципу Мальтуса – “выживает сильнейший”. В общине для каждого находилось место за общим столом. А уж какое место – более или менее почетное, более или менее сытное, зависело от личных качеств человека. Это было не отставание от кого-то (или опережение кого-то), а просто своя самобытная модель, национальный стереотип взаимоотношений.

Ремесленные общины имели некоторое сходство с европейскими цехами. В них существовало свое выборное самоуправление, действовали внутренние правила, были свои праздники, патрональные церкви, осуществлялся контроль за качеством продукции. Но между русскими общинами и западными цехами существовали заметные различия. Французский промышленник Фребе писал: “Цехи в России не подавляют талантов и не делают помех в труде”. Не было мелочной регламентации количества изготовленных товаров, цен, применяемых технологий и инструментов. Перевод подместерьев и учеников в мастера или прием новых мастеров в организацию осуществлялся намного легче, чем на Западе. Если имеешь достаточные навыки и средства – пожалуйста. Но многие ремесленные сотни и слободы более правомерно было бы сравнивать не с цехами – они представляли собой мануфактуры “рассеянного типа”. Сбывали продукцию для перепродажи крупным торговцам, централизованно поставляли ее для государственных нужд или на экспорт.

Михалон Литвин признавал, что “московиты отличные хозяйственники”. Нашим предкам было уже хорошо знакомо акционирование – многие предприятия, вроде соляных варниц, рыбных промыслов и др., являлись “обчествами на паях” с распределением расходов и прибыли на каждую “долю”. Торговцы прекрасно умели пользоваться кредитом. Олеарий описывал, как оптовики скупали привезенные англичанами сукна по 4 талера за локоть – но в долг. И тут же перепродавали лавочникам по 3 – 3,5 талера – но наличными. А ко времени возврата долга успевали 3 – 4 раза пустить деньги в оборот, с лихвой покрывая прибылью начальный убыток.

Широко практиковались договорные отношения. Скажем, до нас дошла “Подрядная запись” строительной артели из 26 мастеров: “Поручились есмь друг по друге круговою порукою и дали мы на себя сию запись Боровского уезда Пафнутьева монастыря архимандриту Феофану да келарю старцу Пафнотию з братией в том, что подрядились мы, подрядки и каменщики, в том Пафнутьевом монастыре сделать колокольню каменную”. Оговаривались все детали. Стоимость работы – 100 руб., даже выдача перед началом строительства “ведра вина наперед”. Оговаривалась и возможность взыскать неустойку: “Ежели… самым добротным мастерством не сделаем… или учнем пить и бражничать или за каким дурном ходить… взять им, архимандриту Феофану и келарю старцу Пафнотию з братией по сей записи за неустойку 200 рублев денег”.

Существовало в общинах и внутреннее страхование. Хуан Персидский собщал, что у муромских кожевников дубление кож производится “в тысячу и одном доме”, где закладывается “по тысяче и одной коже”, и если у кого-то они сопреют, коллеги дают ему по одной коже, и получается у всех по тясяче. Цифры, разумеется, путешественник “округлил” для пущего эффекта, но они дают представление и о значительном размахе производства, и о порядках взаимовыручки.

В XVII в. процессы промышленной революции в России развернулись очень бурно. В дополнение к крупным мануфактурным предприятиям, возникшим прежде, строятся новые и новые, а старые расширяются и модернизируются. Так, в Москве был реконструирован Пушечный двор, в нем стало 2 больших цеха, имелось подобие “конструкторского бюро”, свой полигон. Иностранцы называли его “литейным заводом, где льют много пушек и колоколов”. Были расширены Золотая, Серебряная, Оружейная палаты. Появляются казенные швейные мануфактуры – Царская и Царицына мастерские палаты, шелковая мануфактура – Бархатный двор, Верхняя типография, Хамовная изба, две “пороховых мельницы”, Гранатный двор.

Эти предприятия были казенными, их работники являлись “бюджетниками”, и Олеарий не без удивления писал: “В Москве принято, чтобы по приказанию великого князя ежемесячно все царские чиновники и ремесленники получали в срок свое жалование; некоторым оно даже приносится на дом”. Стоит подчеркнуть, что государь считал долгом заботиться о благополучии своих работников. Например, мастер ствольного и замочного дела Афанасий Вяткин подал царю челобитную, указывая на свой многолетний безупречный стаж и жалуясь, что в результате пожара разорился, не может обеспечить приданое дочерям. Царь пожаловал ему на приданое 20 рублей – без отдачи.

В 1620-х – 1630-х годах по России возникают кирпичные заводы – казенные, частные, монастырские. Так, потребности Москвы обеспечивал завод в с.Калитниково недалеко от Спасо-Андроникова монастыря. Появляются столь крупные центры народных промыслов, как Палех, Хохлома, Холуй, центр керамического производства в Гжели. Организуются многочисленные судоверфи, красильные и белильные мастерские, винокуренные заводы, кожевенные, поташные, суконные, ткацкие, солеваренные предприятия. Развернулась активная разработка полезных ископаемых. Действовали железные, свинцовые, оловянные рудники. В Угличе, Ярославле и Устюге добывали селитру, в Вятке серу.

Привлекали и иностранных специалистов. В 1635 г. начал действовать Духанинский стекольный завод, построенный итальянцами. В 1637 г. вступил в строй “железоделательный” завод в Туле, основанный голландскими купцами Марселисом и Виниусом. Предприятие оказалось очень выгодным как владельцам, так и государству – по условиям договора казне отчислялась часть продукции. И те же предприниматели получили лицензии на организацию новых металлургических заводов. Они стали расти как грибы – под Вологдой, Костромой, Каширой, на Ваге, Шексне, в Малоярославецком уезде, Олонецком крае, под Воронежем. С помощью иностранцев в Москве был построен часовой завод.

Впрочем, преувеличивать вклад чужеземцев в развитие страны не стоит. Шел обычный во все времена процесс “утечки мозгов”. Но политика тогдашних царей обеспечивала, что шел он не в нынешнем направлении, а в противоположном. Пользовалась Россия и процессом утечки капиталов – как раз голландцы в XVII в. очень широко занимались этим, уводя средства из-под налогообложения на родине и вкладывая их в производство в других странах. Но царское правительство в первую очередь старалось соблюдать национальные интересы. И если итальянцы взялись строить стекольный завод, то им в помощь были выделены русские мастера, освоили технологии – и вскоре наряду с Духанинским возник казенный Измайловский завод, изготовлявший, по свидетельству иностранцев, “довольно чистое стекло”. Первую бумажную фабрику построили на Пахре немцы, а потом от нее точно таким же образом отпочковалась вторая, русская – на Яузе.

Чужеземцев придерживали “в узде”, хищничать в ущерб России и ее гражданам не позволяли. В разрешениях Марселису и Виниусу на строительство заводов оговаривалось – “тесноты и обид никому не чинити и промыслов ни у кого не отнимати”, а работников дозволялось нанимать только “по доброте, а не в неволю”. Да и лицензии давались не навечно, а на 10-15 лет с возможностью последующего пересмотра. В 1662 г., когда вышли сроки этих разрешений, половина металлургических заводов, понастроенных компаньонами, была “отписана на государя”. Получили прибыль – и будьте довольны. А для дальнейших прибылей оставили вам другую половину – и тоже будьте довольны. Не на своей земле хозяйничаете.

Несмотря на неоднократные просьбы, уговоры, присылку посольств, ни голландцы, ни англичане, ни французы, ни датчане, ни шведы так и не получили права на транзитную торговлю с Востоком через территорию России. А в 1667 г. по инициативе канцлера А.Л. Ордина-Нащокина были приняты Новоторговый устав и дополнявший его Устав торговлей, вводившие жесткие протекционистские меры по защите отечественных купцов и предпринимателей от иностранных конкурентов.

И, конечно же, как раз отечественные предприниматели играли ведущую роль в промышленной революции XVII столетия. Если в XVI в. у Строгановых действовали 27 соляных варниц, то в XVII в. – более 200, ежегодная добыча соли составляла 7 млн пудов, обеспечивая половину потребности страны. Их владения в Соли Вычегодской стали важным экономическим и культурным центром, здесь существовали свои училища для подготовки специалистов по солеварению, разрабатывались технические инструкции. Велось также производство железа, торговля мехами, развивалось строительство и художественное ремесло. Гостю Светешникову принадлежали большие кожевенные предприятия в Нижнем Новгороде, Емельянову – мастерские по выделке льняных тканей во Пскове.

Но в России, как уже отмечалось, предпринимательством занималось не только купеческое сословие. Этих дел не чуралась и высшая знать. Например, князь Пожарский являлся совладельцем нескольких соляных варниц, ему же принадлежало “сельцо” Холуй с мастерскими иконописцев и художественных росписей. Ордин-Нащокин в своих псковских поместьях занимался производством поташа, экспортом древесины. Боярин Морозов в подмосковном селе Павловском построил металлургический завод, использовавший передовую “вододелательную” технику. В других своих вотчинах он организовал поташные и винокуренные заводы. Владельцами крупных предприятий были бояре Милославские, Одоевские.

Предпринимателями были и сам царь, и даже царица. Придворный врач Коллинз описывал, как в 7 верстах от Москвы были построены “красивые дома” для обработки пеньки и льна, “которые находятся в большом порядке, очень обширны и будут доставлять работу всем бедным в государстве… Царица будет заведовать женщинами в этом заведении для своих польз и выгод”. Всего же при Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче было создано более 60 “дворцовых” мануфактур. Приказчики государя ездили с товарами в Турцию и Персию, и по взаимной договоренности с Ираном агенты царя торговали там беспошлинно, как и агенты шаха в России.

Результатом промышленной революции стало то, что к середине XVII столетия Россия поставляла на экспорт не только меха, воск и мед. А еще и ткани, парусину, канаты (один лишь Холмогорский двор обеспечивал канатами четверть кораблей британского флота). На экспорт пошли и пушки. “За море повольной ценою” продавалось до 800 орудий в год!

В это же время продолжалось активное освоение Урала. Здесь были построены металлургический завод Далматова монастыря, Ницынский завод, Невьянский завод (тот самый, который Петр впоследствии подарил Демидову). В прошлые века дефицитным сырьем для России была медь. Ее искали свои и иностранные “рудознатцы”, но месторождений, пригодных для разработок, обнаружить не удавалось, и русские купцы получали задания скупать за рубежом даже медный лом. В XVII столетии наконец-то нашли медную руду вблизи Соли Камской, тут был основан казенный Пыскорский завод, впоследствии на его базе был развернут завод братьев Тумашевых.

Осваивалась и обживалась Сибирь. Причем здесь предпринимательством и устройством поселений чаще всего занимались “слободчики” из деловитых крестьян. Они сами выбирали места для деревень, приглашали жителей. Подавали челобитную уездному воеводе, и он присылал чиновника для отмежевания земли. Правительство вполне доверяло слободчикам управление деревнями, получало с них установленные налоги, но в их дела не вмешивалось.

Одним из таких предпринимателей стал, например, Ерофей Хабаров. Он был крестьянином  из Устюга, в 1628 г. поехал в Мангазею, желая разбогатеть на пушном промысле, но не получилось. Однако Хабаров обратил внимание, что в Сибири очень выгодны и другие отрасли хозяйства – многие товары были здесь привозными и стоили дорого: хлеб, железо, соль, ремесленные изделия. И он вернулся в Сибирь, обосновался у устья р.Киренги, нанял работников. В 1640-х у него уже было 26 десятин пашни, собственные кузницы, мельницы, соляные варницы, он занялся торговлей, извозом, ростовщичеством. А потом совместно с якутским воеводой Францбековым организовал экспедицию на Амур, принялся осваивать “Даурскую землицу” и строить там городки.

В Сибири “становились на ноги” и богатели многие предприниматели. Так, енисейский купец Ушаков держал в руках все снабжение Восточной Сибири продовольствием. Крестьянин Гавриил Никитин, приказчик гостей Филатьевых, сколотил состояние на пушной торговле, отделился от хозяев и сам получил чин гостя. Тобольск и Тара стали центрами торговли со Средней Азией, Нерчинск – с Китаем, Селенгинск – с монголами. Посол Спафарий писал: “Мунгалы кочуют везде зело много и торгуют с казаками: продают кони и верблюды и скот, также всякие китайские товары, а покупают у них соболи и иные русские товары”.

Во второй половине XVII в. в Сибири стали во множестве возникать мыловаренные, свечные, деревообрабатывающие мастерские, винокуренные и пивоваренные заводы. В каждом городе было по несколько сот реместенников. В Енисейске в 1670-е годы исследователи насчитывают 24 ремесленных специальности, в Томске – 50, в Тобольске – 60. Уже и здесь стали организовываться крупные предприятия. Например, кожевенные, обрабатывавшие по тысяче и более кож в год. А на этой базе развернулась обувная промышленность. В Сибири лаптей не носили. Кожи и сапоги поставлялись на внешний рынок – в Казахстан, Среднюю Азию, Монголию, Китай. На всех реках действовали судоверфи.

Крупные соляные варницы функционировали в Енисейском крае, Якутии, под Иркутском и Селенгинском. Сибирь стала сама обеспечивать себя солью. И железом тоже. В Верхотурском, Тобольском, Тюменском, Енисейском уездах отмечали “кузнецов и бронных мастеров многолюдство”. Велась геологическая разведка. Уже в самых ранних наказах землепроходцам Москва требовала собирать сведения о месторождениях полезных ископаемых, о флоре и фауне. Приказ Рудного сыска рассылал сибирским воеводам запросы о геологических богатствах края. При этом давались детальные указания, как брать образцы, которые потом пересылались в Москву для оценки специалистов. Аналогичным образом Аптекарский приказ требовал «по государеву указу» сведений о местных лекарственных растениях. Получив подобные указания, воеводы поручали «бирючам кликать по многие дни» на площадях и базарах, собирая информацию на очередные запросы Москвы. Тем, кто сообщит ценные сведения, полагалось вознаграждение от правительства.

В результате начались разработки слюды в Западной Сибири, Енисейске, Прибайкалье, ее вывозили в Москву, экспортировали в Европу. Были “проведаны” горный хрусталь, сердолик, изумруды и другое “цветное узорочное каменье” в Верхотурском, Тобольском, Якутском уездах. Нашли “камень наздак” у Невьянского острога, минеральные красители на Витиме, строительный камень в Верхотурье. На Охотском море открылся жемчужный промысел. Железо обнаружили в Якутском уезде, в Прибайкалье и Приамурье. Селитру – на Олекме. Разведали цветные металлы, серебро. На Аргуни начали выплавку свинца. Уже осваивались Нерчинские месторождения.

Правда, в большинстве случаев на местах будущих сибирских разработок только еще закладывались первые пробные шурфы, делались первые опытные выплавки. Но они уже были открыты, и столь авторитетные исследователи Сибири как С.В. Бахрушин и С.А. Токарев однозначно установили: “Изыскания академиков XVIII века базировались на предшествующие поиски и опыт служилых людей XVII столетия”. Таким образом, говорить об “отставании” Московской Руси от Запада, об отсутствии у наших далеких предков предпринимательского духа и инициативы отнюдь не приходится. Факты, как видим, свидетельствуют о противоположном.