Россия и Революция — 3

(Клюев, Гумилев, Распутин и другие)

Давайте поговорим о времени революции 1917 года и о сложнейших отношениях некоторых «действующих лиц» той трагедии. Например, об отношениях поэта Николая Клюева и старца Григория Распутина. Точнее, об отношении первого к последнему.

Тут дело в том, что мы вообще мало что знаем, и о том времени, и о самом поэте Клюеве, и о, например, Великой Княгине Елизавете Феодоровне, да и о многих других известных людях того времени. Вот, что, опять же, читаем в книге Сергея Куняева «Николай Клюев»:

«Послушаем, – пишет автор, – самого Клюева. Он пишет: «Гостил я и в Москве, у царицыной сестры Елизаветы Феодоровны. Там легко дышалось и души светлее были… Нестеров – мой любимый художник, Васнецов на Ордынке у княгини запросто собирались. Добрая Елизавета Феодоровна и простая, спросила меня про мою мать, как её звали и любила ли она мои песни. От утонченных писателей я до сих пор таких вопросов не слыхал».

«Неспроста, ох, неспроста, – восклицает Сергей Куняев, – зашел этот сердечный разговор в покоях княгини. Подготовилась она к этой беседе. И чем больше думаешь об этой встрече – тем естественнее приходишь к выводу: это были смотрины. Елизавета Феодоровна, ненавидевшая Распутина, присматривалась к Клюеву, подведенному к ней деятелями из «Общества возрождения художественной Руси» и полковником Ломаном в частности …»

А дальше начинается совсем интересное: «В 1906 году генеральша А.В.Богданова записала в своем дневнике: «Мадемуазель Клейчес говорила, что в бумагах покойного Трепова (петербургского градоначальника, который фактически руководил Россией весь 1905 год… – Л.Д.С-Н) нашли документы, из которых ясно, что он собирался уничтожить всю царскую семью с царем во главе и на престол посадить великого князя Дмитрия Павловича, а регентшей великую княгиню Елизавету Федоровну …»

Слухи ли, сплетни ли, – пишет далее Сергей Куняев, – но разговоры такие ходили… при любых обстоятельствах, по мнению великой княгини и её окружения, Распутин подлежал удалению от дворца. И физическому уничтожению. А на его место… коли иного варианта не просматривается… хотите мужика – будет вам мужик!

Клюев, – пишет далее автор, – нутром почуял, что его самого и его любимого друга (Есенина, – Л.Д.С-Н) затягивают в смертельную воронку.

Сам же Клюев писал: «Гришка Распутин мне дорогу перешел. Кабы не он – я был бы при царице…» Это Клюев говорил уже в начале 1930-х годов, многое перечувствовав и переосмыслив, когда в «Песне о Великой Матери» рисовал портрет Николая II почти идиллической акварелью, где Распутин выступает как нечистый («где с дитятей голубится черт») из заводи реки Смородины, разрушающей царскую обитель.

 

Вот он, речки Смородины заводь,

Где с оглядкой, под крики сыча,

Взбаламутила стиркой кровавой

Черный омут жена палача!

…………

Ярым воском расплавились души,

От купальских малиновых трав,

Чтоб из гулких подземных конюшен

Прискакал краснозубый центавр.

Слишком тяжелая выпала ноша

За нечистым брести через гать,

Чтобы мог лебеденок Алёша

Бородатую адскую лошадь

Полудетской рукой обуздать!

 

Однако далее Сергей Куняев переходит от стихов о Распутине Николая Клюева к стихам о Распутине Николая Гумилева. И приводит его стихотворение «Мужик».

 

«В чащобах, в болотах огромных,

У оловянной реки,

В сугробах мохнатых и темных

Странные есть мужики.

 

Выйдет такой в бездорожье,

Где разбежался ковыль,

Слушает крики Стрибожьи,

Чуя старинную быль.

Вот уже он и с котомкой,

Путь оглашая лесной

Песней протяжной, негромкой,

Но озорной, озорной.

Путь этот – света и мрака,

Посвист разбойный в полях,

Ссоры, кровавые драки

В страшных, как сны, кабаках.

 

В гордую нашу столицу

Входит он – Боже, спаси! –

Обворожает царицу

Необозримой Руси.

Взглядом, улыбкою детской,

Речью такой озорной, –

И на груди молодецкой

Крест просиял золотой.

Как не погнулись – о горе! –

Как не покинули мест

Крест на Казанском соборе

И на Исакии крест?

 

Над потрясенной столицей

Выстрелы, крики, набат;

Город ощерился львицей,

Обороняющей львят.

«Что ж, православные, жгите

Труп мой на темном мосту,

Пепел по ветру пустите…

Кто защитит сироту»?

В диком краю и убогом

Много таких мужиков

Слышен по вашим дорогам

Радостный гул их шагов.

(1918)

 

Честно говоря, я не понимаю: какой смысл вложил Гумилев в это стихотворение? Например, на сайте «Pishi Stihi.ru» в статье «Анализ стихотворения Гумилева «Мужик» автор пишет: «… Образ мужика, центральный в пространстве стихотворения 1916 г., является олицетворением разрушительных сил. Противоречивые фигуры Григория Распутина и Емельяна Пугачёва определяются исследователями как прототипы «странного» персонажа.

Мужик держит путь в столицу. Его дорога изобилует разбойничьими атрибутами: «озорной песней» и «кровавыми драками». Препятствия не способны смутить или задержать уверенного героя. «Страшный» персонаж быстро добивается успеха: только войдя в столичный город, он тут же «обвораживает» не просто женщину, а «царицу Руси». Хитрый мужик скрывает свою сущность, надевая маску доброго молодца и православного христианина… Личность героя очаровывает подобно волшебному мороку, способному обмануть настоящий оплот веры, который символизируют кресты знаменитых петербургских соборов.

Стихотворение заканчивается прямой речью персонажа. Допуская скорую собственную гибель, мужик обращается к образам своих двойников из «дикого и убогого» края, связывая с ним мрачное и тревожное будущее страны»… Так пишет автор сайта «Pishi Stihi.ru»

Всё это филологично, и потому слишком неопределённо. Но то что крест на Казанском и Исаакии должны были погнуться, говорит о том, что и монархист Гумилев «отрицательно» относился к Распутину, считая его, как и Клюев, чем-то наподобие «нечистой силы». Но меня поразил конец стихотворения. И «прямая, – как пишет автор анализа, – речь странного мужика. Это его невероятное и совершенно христианское – какое-то прямо Борисо-Глебовское – смирение, особенно последняя строчка: «Кто защитит сироту?..» Какая же это «нечистая сила?» Нет, «нечистая сила» сказать так никак бы не смогла. И из этой вот строчки и родилось у меня «продолжение» стихотворения Гумилева:

 

«Монолог Распутина»

 

«Что ж, православные, жгите

Труп мой на темном мосту,

Пепел по ветру пустите…

Кто защитит сироту?»

Эпиграф из стихотворения

Николая Гумилёва «Мужик»

 

Только за смертью моею

Вижу, – Господь мне прости, –

Вижу, – душа леденеет –

Вижу пожары Руси.

Вижу в лесу за Уралом,

Царские косточки жгут

Вижу, как слуги Ваала

Головы Царства везут.

Вижу, как рушатся храмы,

Вижу, иконы горят,

Вижу пришествие Хама

Вижу отверзшийся Ад.

Что же, пускай убивают,

Раз озверели так – пусть.

Жаль только кровь истекает

Из тебя, Православная Русь…

Жаль только деток пригожих,

Папу и Маму мне жаль.

Вижу, приносит, мой Боже,

В жертву себя Государь.

Вижу взбешённое море,

Кровию Русской полно,

Вижу обиду и горе,

И исступленья вино.

Что же, раз надо, развейте

Пепел, летящий с моста,

Но хоть в душе пожалейте

Царство, снимая с Креста …

Что же, возьмите, коль надо,

Тело мое, как хлеб,

Ныне из Райского Сада

Молюсь, как Борис и Глеб.

И кровь мою всю возьмите,

Кровь мою, как вино,

Коли Руси обитель

Со звоном идет на дно.

Возьмите и Кровь и Тело,

Лишь душу вам не отдам,

Тело оледенело,

Но душу не взять врагам.

Дух мой – Хоругвь на древке –

Отдан теперь мосту,

Воде ледяной на Невке,

Родине и Христу.

Бедные, бедные люди,

Ведь тело легко убить,

Но Русь меня не забудет,

Простит, и будет любить…

А вы – через дни и годы,

Через снега и лёд,

Где ветры ведут хороводы

И с вышки строчит пулемёт,

Там, где белеют кости

В холодной мерзлой земле,

Вспомните этот мостик,

Вспомните обо мне.

Всех их теперь прощаю,

Не ведают, что творят,

Но Пинхуса, Яшку и Шаю,

И всех, кто за ними в ряд –

Ленина и подручных,

Тех, кто убил Царя, –

Лететь им с отвесной кручи

В подземные лагеря.

И там, где черти разводят

Пламя, где сера и вонь,

Где Сатана верховодит,

Пожрет их вечный огонь…

Я знаю, взойдет над Русью

Святыней всея земли

Хрестьянская наша сущность –

Икона Царской Семьи…

 

30 декабря 2016 года.

Столетье ритуального сожжения честных

останков Друга Царской Семьи Старца

Григория Ефимовича Распутина

 

Мне кажется, такой образ Распутина более соответствует реальному Григорию Ефимовичу, чем стихи Клюева и Гумилева. Не так ли?

.   .   .

Интересные, надо сказать, вещи писал Николай Клюев в поэме «Песнь о Великой матери». Это очень длинный и сложный текст, но давайте выделим из него, что именно написано им о Распутине:

«… Иль навеки шальная рубаха,

И цыганского плиса порты

Замели, как пургою, с размаха

Мономаховых грамот листы?

Вон он, речки Смородины заводь,

Где с оглядкой, под крики сыча,

Взбаламутила стиркой кровавой

Чёрный омут жена палача?

……

С ним тайга, подорожие ссылок,

Баргузин, пошевеливай вал,

Воровской поселили подпилок,

Как сверчка в Александровский зал.

И сверчок по короткой минуте,

Выпил время, как тени закат…

Я тебя содрогаюсь, Распутин, –

Домовому и облачку брат!

Не за истовый крест и лампадки,

Их узор и слезами не стёрт,

Но за маску рысиной оглядки,

Где с дитятей гонобится черт.

Но за лунную глубь Селигера,

Где утопленниц пряжа на дне,

Ты зеленых русалок пещера

В царской ночи, в царицыном сне!

 

Ярым воском расплавились души,

От купальских малиновых трав,

Чтоб из гулких подземных конюшен

Прискакал краснозубый центавр.

 Слишком тяжкая выпала ноша,

За нечистым брести через гать,

Чтобы смог лебеденок Алёша

Бородатую адскую лошадь

Полудетской рукой обуздать!

 

Дальше Распутин обращается к Клюеву:

 

«Я православный искони,

И Богородицу люблю!

Как подколодную змею,

Что сердце мне сосет всечастно

С крутыми тучами ненастно

Мой бог обрадней, чем Христос,

Под утиральником берез…

…Возьми сей корень азиатский,

С тобою поделюсь по-братски.

Надрежь меж удом и лобком,

Где жилы сходятся крестом,

И в райку, сладостнее сот,

Вложи индийский приворот,

Чрез сорок дней сними удильце,

Чтобы пчелою в пьяной пыльце

Влететь как в улей в круг людской,

И жалить души простотой,

Лестей черёмухи душистой,

Чтоб обронила в ключ игристый

Кисейный девичий платок!..

Про зелье знает лишь Восток

Под пляс факиров у костра!..

Возьми мой крест из серебра

С индийской надписью… в нем корень!..»

.  .  .

Клюев ему отвечает:

 

«Я прошептал: «Оставь, Григорий!..

Но талисман нырнул в ладони –

И в тот же миг, как от погони,

Из грота выбежал козёл –

Руно по бёдра, грудью гол,

С загуслым золотом на рожках…

И закопытилась дорожка,

Распутин заплясал козлом,

Как иволга, над кувшином

Заплакала из камня баба,

У грота же, на ветке граба

Качалась нимфа белой векшей,

И царский сад, уже померкший,

Весь просквозил нетопырями,

Рогами, крыльями, хвостами…»

.   .   .

Самое интересное, что я раньше никогда даже не видел этих строчек, про «козлов» и «нетопырей». А ведь совсем недавно сам писал нечто очень похожее. Ну, прямо один к одному, так сказать, «по образной системе»:

Вьются бесы, скачут бесы,

Ночь темна, метель бела,

Ведьмы мчатся по-над лесом –

Только свищут помела,

Свищут, прыгают и скачут,

Шаг вперед и два назад,

То хохочут, то заплачут,

Завывают и свистят . . .

И летит, летит позёмка

В бледном свете белых фар,

И сверкает в перепонках

Крыльев инфернальных пар . . .

Вьются бесы, мчатся бесы,

Меж облак летит луна,

БМВ и Мерседесы,

Наугольники, отвесы,

Клювы, крылья, помела . . .

.  .  .

Да, ничего не меняется «в нашем подлунном мире». Впрочем, нет, наше отношение к Григорию Ефимовичу Распутину со времен Гумилева и Клюева, конечно же, сильно изменилось. Я например, да и все Хоругвеносцы, – считаем старца Григория – Святым Мучеником.

Святый Мучениче Григорие, моли Бога о нас, грешных!

Православие или Смерть!

 

Глава Союз Православных Хоругвеносцев,

Председатель Союза Православных Братств,

Предводитель Сербско-Черногорского

Савеза Православних Барjактара

Леонид Донатович Симонович-Никшич

+   +   +