П.А. Вяземский — Сперанский

Петр Андреевич Вяземский

Книга Корфа убедила меня еще более в моем мнении о Сперанском. Он был государственный человек, не из числа тех избранных, которые назначаются промыслом для прочного преобразования государства. Он был в высшем значении слова чиновником, деятель с большими способностями, но не творческими, а второстепенными. И aurait pu briller au second rang. Si de son temps quelqu’un avait brille au premier.

Он С достоинством и пользой мог бы занять видное место в порядке уже благоустроенном и сильно организованном. Но у нас был он не столько «выскочка» в аристократическом мире — этим нас не удивишь и мы к этим явлениям привыкли, но он был «выскочка» в государственном деле; и этого «выскочку», а не первого порицал Карамзин, а ним порицали замечательнейшие люди того времени: Державин, Трощинский, Чичагов, Ростопчин и другие. Он сам не шел и не вел Россию прямым путем преобразований, а перескакивал через затруднения, но не одолевал их, и затруднения оставались за ним теми же, чем были прежде. Он заставлял Россию подпрыгивать и перепрыгивать за собой силой мнимых, то есть внешних, обрядных «уновлений», по выражению его, но на деле ничего не «уновлялось», а только к старым пружинам старого устройства прицеплялись новые пружины, и то побочные, второстепенные, которые вводили только беспорядок и разлад в государственной машине. Он думал, что, переменив азбуку или заменив несколько старых букв новыми, или прибавив к ним несколько букв из латинской, французской азбуки, он тем преобразует всю литературу, создаст новую и что тут неминуемо последуют и хорошие книги, и умные писатели.

Только у нас, думаю, существует, или, по крайней мере принимается в том значение выражение: человек на все способный, которое еще переводится у нас выражением: человек гениальный. Этих людей у нас довольно, и в этом богатстве именно и заключается бедность наша в людях действительно способных. Людей способных на все много; а человека, способного именно на такое то дело и на такое то место, трудно найти; дело мастера боится, а мастеров то у нас именно и нет. И выходит, что дело никого не боится, но зато постоянно боишься за всякое дело. Вся эта роскошь, или беда, заключается в несовершенстве образования, подготовка себя именно на определенное дело, не определенное мастерство. Ни первоначальное воспитание, ни подготовительная государственная служба не даются этим (Wilhelm Meister).

Наши журналы, по прочтении книги Корфа находятся в затруднительном и щекотливом положении. Они сочувствуют Сперанскому потому, что он с плеча предпринимал «ломку», хотел fouiller dans le nid. Но с другой стороны он не вносил «ломку» во все, например, в понятие и в религиозные чувства, в бессмертие души, в уважение к некоторым нравственным авторитетам, на которых зиждется благоустройство общества, к отношениям семейным, к правилам общежития и другим предубеждениям и старинным предрассудкам. Тут он для них уже человек отсталый, не симпатичный. Разве один Карамзин ниже его, потому что он и никакой крутой ломки не хотел, потому что он из пера своего не делал «лома», а довольствовался truelle, чтобы поддерживать основание и кое-где, когда нужно, достраивать и поправлять здание, построенное в силу исторических предначертаний.

Впервые опубликовано: Вяземский П.А. Полн. собр. соч. Т. VII. СПб., 1881. С. 78-79.

Петр Андреевич Вяземский (1792-1878) поэт, критик, государственный деятель.