Смолин М.Б.: Русская государственная самобытность и кризис демократического мировоззрения

Начало XXI века совпало с концом постсоветского либерального диктата, идеологи которого всего за какие-нибудь десять лет попробовали заменить институт государства свободолюбивыми прениями о гражданском обществе, о свободном рынке. Не заставивший себя долго ждать итог этого эгалитарного эксперимента обернулся страшным упадком государственности, потерей территориального единства и устремленностью второпях построенной федеративной системы в сторону распадающейся конфедерации.

Современность, приостановившись перед бездной небытия, повелительно настаивает на пересмотре либеральных представлений о государстве и других человеческих союзах и властно требует утверждения нового государственного мировоззрения в противовес прошедшему десятилетию принципиальной индивидуальности и на государственном, и на общественном уровнях.

Сущностью этого современного требования, продиктованного государственной необходимостью, не является прямолинейная противопоставленность коллективного — личному, общих интересов — интересам индивидуума. Смысл современной реанимации ценностей государства и других человеческих общностей (например, Церкви, семьи) заключается в необходимости выравнивания отношений между каждой из личностей и различными социальными союзами, объединяющими эти личности. Смысл новой, теоретически предполагаемой государственной политики, которую взыскует общество ныне, – в гармонизации корпоративных отношений, вписываемости личности в мир государства и общей устойчивости общества.

Поиск подобной системы, лучшей работоспособной и наиболее стройной, – сверхзадача и насущнейшее дело для современной государственности. Эта ведущая задача в теоретике-практической области, от которой во многом зависит дальнейшая жизнеспособность русского государства. И решения этой насущной проблемы сегодняшней государственности мы вправе были бы ждать и даже требовать прежде всего от русской юридической науки.

Государство должно снова выйти на общественную сцену в главной роли творца, устроителя национальной жизни, восстановив свою властную первородность.

На этом пути в новой современной ситуации определяются и новые соблазны, главный из которых можно назвать соблазном чистой государственной силы — государственной власти без духовного обоснования и без духовного ограничения. Этот «языческий» соблазн возможно преодолеть только обратившись к христианскому пониманию власти как тяжелого бремени, почти Голгофы.

Русская государственность строилась не на писаных конституциях и бумажных законах, а на реальной силе русской нации, духовной и физической, имевшей олицетворение в державных вождях — в Православных Государях. Все попытки подменить реальную силу силой бумажной, то есть поставить во главу угла русской государственности безликий закон, потерпят неминуемый крах. Любить закон невозможно, он является проявлением многомятежной воли самого человека, он вторичен по отношению к властной воле самого человека. Власть государственная не может опираться только на писаный закон. Такие понятия, как государственная целесообразность, постоянно приходят в противоречие с законодательством, положенным на бумагу.

Свободное развитие и поддержание жизненных сил нации, чистота и сохранность духовного источника этих сил — Православной Церкви – гораздо более должны заботить государство, чем диктатура закона.

Глядя на современное государство, на его властные институты, трудно не заметить их крайнюю слабость, прежде всего в вопросах защиты правды и справедливости, в противодействии антигосударственной, уголовной и экономической преступности. Сложилась такая правовая ситуация, при которой влиятельный преступник может легко уходить от любой ответственности, предусмотренной законом, были бы хорошие адвокаты и надлежащие связи в судах. Получается, что государство невольно способствует этому через многочисленных своих служащих, так или иначе вовлеченных в коррупционную деятельность.

Неиспользование власти есть тягчайший грех современного государства перед законопослушными гражданами, для которых оно оборачивается утяжелением государственного бремени. Слабые перестают рассчитывать на защиту сильного государства, а это значит, что наносится тяжелейший урон престижу Власти. Но кроме этого при демократическом принципе властвования существует большое количество ситуаций, когда невозможно (по действующему закону) использовать власть из-за ее скованности всевозможными узаконениями и юридическими идеологическими фетишами.

Общий кризис демократического мировоззрения и государствования подобного толка подталкивает людей думающих к поиску политических альтернатив сложившейся идеологической системе, столь легко мирящейся с отсутствием правды и социальной справедливости в возглавляемом ею обществе.

Русская нация настолько сроднилась с самодержавной властью, исторически настолько привыкла к ней, что национальное самосознание, по сути, не признает никакой другой власти, построенной на других принципах.

Президентство как институт, к которому пришла республика, видя крайнюю неэффективность парламентского государственного строения, ничего не меняет. Личность президента скована как «дружественными» партийными деятелями и финансистами, приведшими его к власти, так и политической оппозицией, заставляющей больше думать о том, как вернуть долги «друзьям» за поддержку и как побороть «недругов», ведущих непрерывную политическую гражданскую войну, чем о нуждах нации и интересах государства. Срок президентства столь мал, что президент живет от выборов до выборов в постоянной борьбе за власть, что не позволяет отдавать все силы управлению государством.

Восемь или пять лет, четыре или неполный срок (такое тоже ведь нередко) пребывания у власти демократических президентов — это срок ничтожный для того, чтобы сложились серьезные отношения (личностные) между правителем и народом. Президенты для нации остаются всегда любовниками, которых ждет неминуемое охлаждение и почти всегда ненависть и презрение, равные силе первоначального увлечения ими. Нация всегда остается обманутой в своих нравственных ожиданиях. И вместо обоюдной любви и согласия, мудрого руководства ее духовной жизнью и экономическим хозяйством она получает лишь очередную любовную интрижку, заканчивающуюся почти всегда новым обиранием простодушной «жены-нации».

Политические партии выступают в республике в роли сводников, предлагающих нации своих политических «ловеласов», профессиональных соблазнителей. Демократические правители пристраиваются только благодаря опыту, энергии и деньгам «сватающих». Нация же развращается от частой смены своего руководителя по жизни и перестает интересоваться, кто с ней живет, какой сейчас «мужчина» в Доме.

Однако применение такой власти является делом не повседневной жизни государства, а явлением, необходимым в моменты чрезвычайные, когда речь идет о жизни или смерти государственного организма или когда необходима максимальная духовная или физическая концентрация нации для достижения какой-либо важной цели. Именно в такие периоды жизни государства Верховная власть приобретает черты диктаторские, решения которой носят абсолютный характер.

Иметь подобную власть – власть, благотворную для государства, — возможно только при обоюдном доверии власти и подданных, основанных на любви и чувстве долга, на общем стремлении к славе и развитию своего Отечества.

2007 г.