Диакон Марк «Русская идея в контексте мировой истории»

Согласно классической христианской историософии, смысл истории человечества есть  вхождение его в Церковь. Процесс этот берет начало от наших прародителей Адама и Евы, с грехопадения которых и началась земная история. Господь, создавший человека, есть любовь, и поэтому Он не оставляет Адама и его детей, т.е. все человечество, в горестном состоянии падения, но начинает осуществлять в истории Свое домостроительство – т.е.  Свое дело, Свой план спасения человечества.

Бог спасает нас не без нас, и потому орудиями этого великого Божьего плана являются люди, как отдельные личности, так и человеческие сообщества в целом: племена, народы, нации, государства, империи, культуры и цивилизации – все они являются как бы действующими лицами на сцене истории, где разворачивается драма, цель и смысл которой – спасение человека. Известно, что для Господа тысяча лет, как один день, и поэтому для Него многовековое существование целого народа, культуры или цивилизации есть только один эпизод в общемировой пьесе, один диалог (или монолог) актера, один фрагмент, один штрих в работе художника. Из этих эпизодов, диалогов, фрагментов и штрихов и слагается грандиозная картина и великая драма всемирной истории.

Эта драма, эта картина, эта поэма и симфония, еще не окончена, она продолжает еще твориться, и поэтому все смыслы этого совместного великого произведения Бога и человека нам пока не раскрыты, они раскроются лишь в последнем акте, в последнем действии, когда все сюжетные линии и смыслы этой грандиозной драмы придут к своему завершению, когда расставлены будут все точки над «i», когда главная идея, главная суть, будет явлена для всех, обнажена и открыта всем и до конца. В христианском понимании таким последним актом и финалом является Страшный Суд.

Но человечество с его историей – это не только поэма, драма и симфония, это еще и единый живой организм, некое таинственное живое тело. В этом нас также убеждает христианское богословие и свв. отцы, которые учат о некоем таинственном и глубоком единстве человеческого рода, о том, что все потомки прародителя Адама есть как бы один человек, один Адам. Они говорят о том, что современная, всем привычная, мировая рознь, вражда и разделение есть явление неестественное, не изначально присущее природе человека, что все это, подобно болезни, лишь привнесено ему в результате грехопадения и отделения от Бога и жизни Божьей. По своей же изначальной сущности человечество едино и потенциально есть как бы один живой организм, одно тело. Каждый человек является при этом клеткой этого тела, а народы, государства, культуры и цивилизации суть ткани и органы этого тела.

Из всего этого следует, что, как у каждого актера в пьесе своя роль, как у каждого штриха на картине или у инструмента в оркестре свое назначение и своя партия, как у каждой клетки и органа в живом организме своя функция, так и у каждого человека, у каждого народа, государства, у каждой культуры есть своя роль, свое предназначение, свой смысл, своя  идея.

Возможно ли человеку знать эти идеи и смыслы? На этот вопрос следует отвечать, что возможно, но лишь отчасти – именно то, что открыто нам в Писании, предании и опыте Церкви, творениях свв. отцов, знавших Божии тайны. Опираясь на эти источники, естественное человеческое умозрение может дать нам некоторые понятия об этом, некоторую систему знаний. Этим отчасти  занимается религиозная философия, для которой Н.О. Лосский дает следующее определение:

«главная задача философии состоит в том, чтобы дать учение о мире как целом, опираясь на все виды опыта. Религиозный опыт доставляет наиболее важные для этой цели данные, завершающие все наше миропонимание и открывающие высший смысл мирового бытия. Философия, учитывающая этот опыт, неизбежно оказывается насквозь религиозной. Так как высшая и наиболее полная ступень религиозного опыта достигнута христианством, то естественно, что философия, углубляющаяся до последних основ бытия, имеет характер христианского миропонимания»[1].

Таким образом, религиозная философия смотрит на все бытие с точки зрения христианского миропонимания. И под этим углом она рассматривает роли, смыслы, идеи субъектов мировой истории – народов и культур, ведущие как своих носителей, так и человечество и мир в целом к верховному смыслу и главному предназначению – к обожению и вхождению человека в Церковь.

Об этом немало сказано и написано философами, особенно русскими, в творчестве которых эта тема занимает центральное место. Так, например, В.Соловьев в своих известных «Чтениях о Богочеловечестве» именно с этой точки зрения рассматривает историю мира и пытается определить смысл, роль и назначение отдельных народов, исторических эпох и культур в общечеловеческом организме. Для иллюстрации такого рода размышлений приведем несколько отрывков из этой работы философа.

Соловьев, рассматривая дохристианский период, выделяет в нем несколько основных диалектических моментов становления мира, смысл и цель которых заключается в подготовке человечества к принятию высшей истины и религии, — к принятию Христа. Он различает в религиозных и философских поисках высшего начала древним человечеством несколько этапов – ряд тезисов и антитезисов. Первый этап есть, по Соловьеву, естественное языческое мировоззрение, мировоззрение политеизма и пантеизма, в соответствии с которым Бог есть мир, Бог есть все. Эта идея была близка почти всем без исключения народам древности. Антитезисом по отношению к этой идее явилась индийская философская мысль, апофатическая по преимуществу: Бог не есть мир и никакая часть его или стихия или сила, Он вообще не есть ничто из того, что существует. Последнее слово на этом пути индийской философии сказал буддизм, для которого высшее начало есть нирвана, т.е. небытие, ничто.

«Отрицательная религия – всемирно-историческое выражение которой представляется буддизмом – понимает безусловное начало как ничто. И поистине оно есть ничто, так как оно не есть что-нибудь,  не есть какое-нибудь определенное, ограниченное бытие или существо наряду с другими существами – так как оно выше всякого определения, так как оно свободно ото всего»[2].

Из тезиса языческого пантеизма и антитезиса индийского апофатизма рождается синтезис, главным выразителем которого, по Соловьеву, является философия греков, гармонично сочетающая правду язычества с правдой индийского умозрения, пантеизм с апофатикой. У греков, в отличие от буддизма, высшее начало получает положительное идеальное содержание, но это положительное содержание, однако, не сливается с миром, как это имело место у язычников. Это положительное содержание греки мыслили как мир идей, некий идеальный космос.

«Идеальный космос составляет основное содержание – и основную истину – греческой философии в ее центральной системе – системе платонизма»[3].

Однако эта основная истина греческой философии, несмотря на все свои высокие достоинства, имела и один существеннейший изъян: высшее начало греков – мир идей – есть начало по преимуществу безличное[4], что и совершенно понятно, т.к. личность может быть узнана только через ее самооткровение. Путь же греческой философии – это путь человеческого разума снизу вверх, когда он, опираясь на свои естественные способности мышления, пытается возвыситься до Высшего начала – Бога – и в этом своем устремлении достигает лишь свойств Божественной сущности и их получает себе в удел как положительное содержание понятия о Божестве. Личность же Божества остается для него недоступной, ибо Эта Личность доступна лишь тому, кому Сама Она являет Себя, естественными же своими способностями человек не может Ее отыскать.

Итак, без откровения свыше невозможно человеку знать Бога. Ради откровения Себя Господь создает на земле особый народ, народ еврейский. Соловьев обращает внимание на известные слова Господа, сказанные Им Моисею: «Я есмь Сущий» (Исх.3,14). В еврейском оригинале это звучит как

« היהא רשא היהא », буквально – «Я буду, Который буду», или «Я есть Я». Из этих слов Божиих Соловьев делает вывод, что откровение Иеговы Израилю — это откровение Личности по преимуществу, откровение живого, личного Бога. Поэтому достоинство и значимость ветхозаветной религии евреев бесконечно выше всех религий древнего мира, а три указанные слова, произнесенные Господом, — бесконечно драгоценнее всех религиозно-философских систем великих древних мудрецов. Однако даже в этой богооткровенной религии евреев не была еще явлена полнота истины, она была ей лишь обещана, дана потенциально, в обетовании. Эта религия должна была привести еврейский народ к полноте истины, т.е. была лишь детоводителем, под присмотром которого он мог удобно и безопасно достичь того исполнения времен, когда истина будет явлена сполна и Слово станет плотью.

Как уже было сказано, мировая история есть драма, и, как всякая драма, она имеет свое начало, кульминацию и развязку. Это видно из Священного Писания.

«Если взять нашу христианскую Библию, собрание книг, начинающееся книгой Бытия и кончающееся Апокалипсисом, и разобрать ее помимо каких бы то ни было религиозных убеждений, как простой исторический и литературный памятник, то мы принуждены будем признать, что перед нами произведение законченное и гармоничное: создание неба и земли и падение человечества в лице первого Адама – в начале, восстановление человечества в лице второго Адама, или Христа, — в центре, и в конце апокалиптический апофеоз, создание неба нового и земли новой «в нихже правда живет», откровение преображенного и прославленного мира, Нового Иерусалима, нисходящего с небес, скинии, где Бог с людьми обитает»[5].

Из этого следует, что кульминацией космической истории, ее центром является событие боговоплощения и жизни Бога на земле среди людей. Все происходящее в первой части драмы есть лишь подготовка к этой кульминации, подготовка человека к явлению ему Бога в Лице Христа. Поэтому все те отдельные явления культуры мысли и духа ветхозаветного человечества, диалектическое развитие и взаимодействие которых рассматривает Соловьев, есть лишь отдельные ступени, поднимаясь по которым, носители различных религий и философий могли бы достигнуть того уровня, на котором оказались бы способны принять Иисуса Христа и Его Откровение. Несомненно, что эта подготовка человечества выполнила свое предназначение – христианство было принято в мире, перевернув его и переменив в самых глубоких основаниях[6].

Рассматривая школу подготовки человечества, о которой шла речь выше, Соловьев говорит о том, что христианство заключает в себе все лучшее, все самые важные и значимые стороны религиозного и духовного опыта, бывшего до него. Однако это происходит не потому, что христианство просто эклектически заимствовало у них эти лучшие стороны, но потому, что это лучшее, что есть у древних мудрецов, является их прозрением отдельных граней той полной истины, которая была явлена Христом. Если бы это было не так и

«если бы христианство было только соединением этих элементов, то оно не представляло бы собой никакой новой мировой силы, было только эклектической системой, какие часто встречаются в школах, но никогда не действуют в жизни, не совершают мировых исторических переворотов, не разрушают одного мира и не создают другого. Христианство имеет свое собственное содержание, независимое от всех этих элементов, в него входящих, и это собственное содержание есть единственно и исключительно Христос. В Христианстве как таком мы находим Христа и только Христа – вот истина, много раз высказанная, но очень мало усвоенная»[7].

Соловьев перечисляет некоторые из этих значимых элементов, имеющихся в христианстве. Так, например, индуистский и буддистский  апофатизм с его отрицанием мира провидел аскетическое христианское начало, утверждающее, что мир, бывший изначально добрым, лежит во зле, откуда и вытекает необходимость аскезы. Греки со своей философией Логоса и мира идей провидели христианское учение о Небесном Царстве о высшем идеальном мире ангелов и святых. К этому можно добавить еще и о языческом народном пантеизме и политеизме, провидевшем в истинной религии то, что она будет религией полноты жизни и полноты радости, хотя, конечно, и не могли язычники здраво судить, в чем будет заключаться эта жизнь и эта радость.

Таким образом, христианство есть полнота и совершенство, а Христос Богочеловек есть центр или ось всемирной истории, которая лишь со времени Его пришествия на землю обрела свой высший смысл и содержание. Смысл этот заключается во вхождении человечества в Церковь, в соединении со Христом и обожении.

«Цель общественного развития, недосягаемая и влекущая к себе – Иисус Христос, идеал человечества вековечный»[8], — писал Ф.М. Достоевский.

Имея перед глазами этот идеал и стремясь к нему, человечество делает свою историю осмысленной. Ибо история бывает осмысленной лишь в том случае, если она имеет некоторую высшую, чем она сама, цель. Поэтому, строго говоря, только библейское мировоззрение признает наличие в истории смысла и способно этот смысл увидеть. Для ветхозаветного периода этот смысл заключался в ожидании Богочеловека Христа, для новозаветного – в соединении с Ним. Народы же, чуждые библейского мировоззрения, например древние греки или индусы, не имели понятия (в отличие от евреев) о цели и смысле исторического процесса[9].

«Индусское сознание, — пишет Бердяев, — есть самое антиисторическое из всех сознаний мира… все, что было наиболее глубокого в Индии не было связано с историей… духовная жизнь индусскому народу представляется прежде всего как индивидуальная духовная жизнь, как индивидуальная духовная судьба, в глубине которой раскрывается высший мир, раскрывается Божество, особенным путем, не связанным никакими нитями с судьбой исторической»[10].

Почти то же самое можно сказать и про древних греков:

«Понятие исторического свершения в эллинском мире не существовало; величайшие греческие философы не могли подняться до сознания исторического свершения… ни у Платона, ни у Аристотеля, ни у одного из величайших греческих философов нельзя найти понимания истории… они не могли воспринять исторического процесса, исторического свершения, — он не имел исхода, не имел конца, не имел начала, в нем все повторяется, все находится в вечном круговороте, в вечном возвращении. Эта цикличность процесса характерна для греческого миросозерцания, оно представляло себе движение истории как круговорот»[11].

Иначе было у народа Библии — евреев:

«Сознание еврейское, в отличие от эллинского, было всегда обращено к грядущему, к будущему: это – напряженное ожидание какого-то великого события, разрешающего судьбы народов, судьбу Израиля. Всю мировую судьбу еврейское сознание мыслило не как замкнутый круговорот… здесь впервые появляется сознание «исторического», и поэтому философию истории надо искать не в истории «греческой» философии, а в истории еврейства. Такой философией истории была книга пророка Даниила;  в этой книге чувствуется процесс в человечестве, как некая драма, которая ведет к определенной цели»[12].

Евреи видели в своей истории цель, ожидали этой цели, поэтому видели и смысл земной истории. Греки же и индусы такой цели перед собой не видели, а потому не видели и смысла в истории, которую часто представляли себе как бесконечно повторяющуюся смену циклов, ни к чему не ведущую.

Однако во всей полноте видение смысла человеческой истории может дать только христианское новозаветное мировосприятие. Лишь когда пришествие Христа является уже совершившимся фактом и люди получили власть быть чадами Божиими и сосудами Святого Духа, — тогда только жизнь и одного человека, и всего человечества в целом наполняется новым высшим смыслом. Бердяев пишет:

«Христианству, в котором произошло воссоединение всех откровений мира, эллинского мира и мира еврейского, свойственна была неведомая древнему миру, быть может и самому еврейскому миру, особая историчность. Одна из самых интересных и глубоких мыслей Шеллинга – это мысль о том, что христианство в высшей степени исторично, что христианство есть откровение Бога в истории. Между христианством и историей существует связь, какой не существует ни в одной религии, ни в одной духовной силе мира. Христианство внесло исторический динамизм, исключительную силу исторического движения и создало возможность философии истории…

История есть свершение, имеющее внутренний смысл, некая мистерия, имеющая свое начало и конец, свой центр, свое связанное одно с другим действие, история идет к факту – явлению Христа и идет от факта — явления Христа. Этим определяется глубочайший динамизм истории, движение истории к сердцевине мирового процесса и движение ее от сердцевины этого процесса…

Христианство впервые внесло в сознание то понятие свободы, неведомое эллинскому миру, которое было также необходимо для конструирования истории и философии истории…

Христианство дало историю, дало идею истории тем, что оно впервые признало до конца, что вечное может иметь выход во временном; в христианском сознании вечное и временное пребывают нераздельно: вечное входит во временное, временное в вечное»[13].

Итак, христианство, перевернув мир, перевернуло и понятия об истории мира, указав для этой истории высшие цели и смыслы и наполнив ее новым содержанием. Центр истории есть Христос. Церковь же есть тело Христово, следовательно, Церковь есть также центр истории или по крайней мере близка к нему.

То же самое, конечно, можно сказать и о народах, вошедших в Церковь, – они также близки к центру истории, к той таинственной ее оси,  около которой реализуется главный смысл мирового исторического процесса[14].

Таким образом, субъектами подлинной и полноценной истории, т.е. истории, имеющей перед собой высшую, запредельную миру и самой истории цель, являются по преимуществу или уже христианские народы и государства, или становящиеся таковыми[15]. Почему и  можно говорить, что истинно христианские народы – это соль  земли, центр и ось мировой истории. Роль таких народов чрезвычайно велика, ибо они являются хранителями небесной истины, сосудами Благодати, твердынями, которые сильны Божией правдой и потому могут противостоять мутным волнам лежащего во зле века сего. Конечно, все сказанное верно лишь в том случае, если народы эти являются христианскими не по имени только, но по духу и жизни.

Далее, нужно сказать, что, несмотря на свое единство в главном – вере во Христа, — христианские народы существенно отличаются друг от друга  по своему восприятию Евангелия, по способам реализации христианского идеала в жизни и по характеру осуществления его в истории. Если вселенская Церковь – это тело, то каждый отдельный народ, принадлежащий к Церкви, есть некоторый орган этого тела, а потому имеет свою особую роль, свои особенные функции, свое назначение и свою идею, только ему одному присущие.

«Долгое пребывание мое на Западе, — пишет В.Иванов, — не ослабило, а укрепило эту, быть может, ненужную для религиозного дела, но и не разделяющую людей уверенность, что богоявление Христа отдельным народам таинственно разнствует, как по-разному видели Его и ближайшие Его ученики»[16].

Таким образом, подводя итоги всему сказанному, сделаем следующие выводы:

1.     Смысл мировой истории раскрывается только в рамках библейского мировоззрения. Вне этих рамок история лишена такого смысла и видится как смена бесконечно повторяющихся циклов — бег белки в колесе.

2.     В Ветхом Завете смысл истории был лишь приоткрыт, во всей же полноте он был явлен в Откровении Нового Завета.

3.     В соответствии с Новозаветным Откровением, смыслом, осью и целью мировой истории является Богочеловек Иисус Христос.

4.     Церковь, будучи телом Христовым, близка к этому центру.

5.     Народы, вошедшие в Церковь, также близки к нему.

6.     Каждый из вошедших в Церковь народов реализует в своей истории Евангельский идеал (несмотря на единство в главном) всегда по-своему. Как у каждого органа в теле есть своя функция, так у каждого народа – своя идея.

7.     Идея каждого отдельного народа определяется его отношением к Церкви, Евангелию и христианскому пути: что сделал, чего достиг он, идя по этому пути и осуществляя в истории Евангельский идеал? Какие творческие и культурные силы раскрылись в нем, какие идеи и созерцания, какие формы, что может дать он, чем поделиться или чему научить другие народы? Исходя из этого, прежде всего и должна рассматриваться идея каждого отдельного народа, в т.ч. и  народа русского,   т.е.   русская идея.

 Однажды, быв в Духе, видел я всю

 землю Русскую, и была она исполнена и   как бы покрыта дымом молитв верующих, молящихся к Господу.

Мессианизм любого народа всегда заключается в его связи с Богом, в верности Ему, в способности быть проводником Его воли и по этой причине называться народом Божиим, а отнюдь не в каких-то его развитых исключительных человеческих качествах. Конечно, эти человеческие качества имеют свое значение и могут повлиять на избрание Божие, однако главным здесь всегда является само это избрание, само призвание Богом, а не высокие достоинства призванного народа. Это хорошо видно на примере наиболее мессианского народа – народа еврейского, к которому Господь обращает следующие слова:

«При рождении твоем, в день, когда ты родилась, пупа твоего не отрезали, и водою ты не была омыта для очищения, и солью не была осолена, и пеленами не повита. Ничей глаз не сжалился над тобою, чтобы из милости к тебе сделать тебе что-нибудь из этого; но ты выброшена была на поле, по презрению к жизни твоей, в день рождения твоего. И проходил Я мимо тебя, и увидел тебя, брошенную на попрание в кровях твоих…

и простер Я воскрилия риз Моих на тебя, и покрыл наготу твою; и поклялся тебе, и вступил в союз с тобою, — говорит Господь Бог, — и ты стала Моею. Омыл Я тебя водою и смыл с тебя кровь твою, и помазал тебя елеем» (Иез.16, 4-9).

И стал таким образом еврейский народ – дщерь Израиля — до того момента брошенный на попрание и всеми презираемый, народом Божиим, народом мессианским. Само название «мессианский» говорит о том, что солнечным центром такого народа, главным предметом его стремлений и надежд является Мессия, Помазанник Божий.

Древний ветхозаветный Израиль жил верой в грядущего Мессию, напряженно ожидая Его пришествия. Однако, когда Мессия Иисус явился, то народ Божий не узнал и не принял Его, приняли же Его до этого времени народом Божиим не бывшие эллины, которые и наследовали богоизбранность евреев и стали новым мессианским народом вместо отпавшего старого, почему и усвоили себе название «мессиане», переведя только это слово на греческий язык – «христиане».

Таким образом, христиане – это новый мессианский народ, ибо он верует, как и древний Израиль, в Того же Самого Мессию, но не грядущего, а в уже пришедшего. В.Соловьев называет еврейский народ осью мировой истории. Однако правильнее будет сказать: еврейский народ был, несомненно, осью мировой истории до того момента, когда, по причине отвержения Мессии, оказался неспособным к этой роли, передав ее новому Израилю – Христовой Церкви[17]. Поэтому любой народ, любая страна, входящая в церковную ограду, является народом или страной мессианскими, и не только в смысле чисто этимологическом, но и по своей истинной глубокой сущности. При этом, как и  в случае с древним Израилем, такое мессианство имеет своим источником совсем не какие-либо высокие исключительные человеческие качества, но одно лишь Божие избрание и призвание свыше.

В свете всего сказанного попытаемся определить основные положения в осмыслении русского пути и русского мессианизма. Мессианизм этот целиком и полностью коренится в христианстве России, — в ее причастности к Христову пути. Вряд ли кто-нибудь будет оспаривать тот факт, что Россия есть христианская страна. Само рождение русского народа, русской государственности и культуры происходило одновременно с рождением Русской Церкви. И потому все это так тесно срослось и переплелось – народность и культура с верой, государство с Церковью, что иногда нелегко бывает отделить одно от другого. Долгие века народность и культура России  были хранителями восточного православия, русская же  государственность являлась его геополитическим оплотом, своеобразным Третьим Римом, от которого могли принимать (и принимали) христианскую истину в самом чистом ее виде все желающие и способные к тому народы.

Говорят, что для Запада два имени служат олицетворением русской культуры: Рублев и Достоевский, — и это само по себе уже со всей очевидностью свидетельствует о том, что русская культура и русская душа есть культура и душа глубоко христианские. Приведем несколько высказываний на эту тему. Вот слова одного из вышепоименованных «олицетворителей» —  Ф.М.Достоевского:

«Народ русский в огромном большинстве своем православен и живет идеей православия в полноте, хотя не разумеет эту идею отчетливо и научно. В сущности, в народе нашем, кроме этой «идеи», и нет никакой, и все из нее одной и исходит. И это надлежит сказать, хотя народ душевно болен, многое исходит у него не из этой идеи, часто он во власти темных, варварских, преступных инстинктов»[18].

Так же думали и другие:

«Общий склад русской души таков, что христианская идея составляет, можно сказать, ее природу. Она выражает центральное в христианской идее – категорический императив нисхождения и погребения Света и категорический постулат воскресения»[19], — писал В.Иванов.

«Кто любит русский народ – не может не любить Церкви. Потому что народ и его Церковь – одно. И только у русских это одно»[20], — говорит В.Розанов.

Итак, русский мессианизм может корениться только в христианстве России. Россия постольку и в такой мере может быть названа мессианской страной, поскольку и в какой мере она является носительницей христианства — восточного православия. Об исключительности русского пути можно говорить не в силу исключительности русской нации, народности или государства, но в силу исключительности Евангелия, в силу исключительности дела и пути Христа. Русская идея абсолютна, всеобъемлюща, поистине космична потому, что абсолютно, всеобъемлюще и космично христианство. Разве не говорит св. апостол Петр, что христиане есть «род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел… народ Божий» (1Пет.2,9-10)? Рассуждение здесь чрезвычайно простое: раз нет ничего выше христианства, то и нет ничего важнее народов, его принимающих, принимающих, конечно, глубоко и серьезно.

Поэтому, когда говорят, что русский народ есть народ богоносец, нужно иметь в виду, что богоносцем является не русский народ, а Христова Церковь. Русский же народ (равно как и греческий, сербский, болгарский, румынский, грузинский и др.) является богоносцем лишь в такой мере, в какой он к этой Церкви принадлежит. Меру такой принадлежности научно определить, конечно же, невозможно, она известна лишь одному Богу. Однако можно привести некоторые соображения, способные дать в осмыслении этого вопроса хоть какие-то ориентиры и точки отсчета.

Если иметь в виду формальные видимые границы Церкви, как организации, то следует признать, что Россия на протяжении всей своей истории почти целиком входила в эти границы. Хотя чисто формальная принадлежность к Церкви-организации совершенно еще не означает реальной принадлежности к Церкви-организму, однако и она имеет немалое значение и есть совсем не пустой звук, особенно если принять во внимание тот факт, что среди православного российского люда всегда были и сейчас есть те, кто принадлежит к Церкви не только формально, но и актуально, действительно, – т.е. святые и праведники. И было всегда этих людей на Руси во все времена вовсе не так уж мало. Двадцать пять страниц занимает в Минее перечень имен русских святых, официально признанных таковыми Церковью, и несомненно, что существует еще гораздо больше неизвестных и не прославленных святых и праведников. Эти сонмы весьма и весьма велики. Даже и в безбожное советское время Русская земля не перестала рождать святых – целые тысячи и сотни тысяч мучеников просияли в ней.

Конечно, можно возразить, что в процентном отношении это все равно очень мало. Может быть, и так. Однако нельзя не заметить на это, что обычная чисто математическая статистика, которой пользуются, например, в политике для оценки степени популярности в народе той или иной политической партии, здесь вряд ли применима. Святых и необязательно должно быть много, категория числа здесь уходит на задний план. Ведь даже и из житейского опыта известно, например, что малая закваска заквашивает все тесто. Несколько ведущих голосов ведут весь большой хор. Один смелый человек поднимает и увлекает за собой все войско в бой, делая всех героями, на что люди сами по себе не были бы способны. И если в армии имеется лишь горстка таких храбрецов, то этого вполне достаточно для того, чтобы такая армия была непобедимой и грозной для врагов.

Если этот принцип верен в отношении вещей естественных и человеческих, то тем более он верен, когда дело касается роли и значения святых. Даже один лишь единственный святой есть явление поистине космического масштаба, он способен на очень и очень многое, ибо именно о таких людях говорит Господь в Евангелии: «верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Ин.14,12).

«Богочеловеческий христианский процесс захватывает лишь незначительную часть человечества, — говорит известный подвижник ХХ века схиарх. Софроний. — Но быть может, именно эта избранная часть страдальцев любви является смыслом истории. Каждый, спасенный Христом, есть непреходящая ценность»[21].

Если же святых (как это было в России) обретаются целые сонмы, да еще и живущие не среди чуждого истины и благочестия какого-либо языческого народа, но среди народа крещеного, православного, воцерковленного, нередко живущего весьма благочестивой христианской жизнью, то это, несомненно, может значить чрезвычайно много. Преподобный Серафим Саровский говорил: «Стяжи Дух мирен, и тысячи спасутся вокруг тебя». Если условно принять, что «тысячи» — это 100 000 человек, то в этом случае будет достаточно, чтобы в стране обреталось всего лишь 0,001% стяжавших «Дух мирен» праведников, чтобы вся в целом страна была спасена и исполнила таким образом смысл своего исторического бытия, выполнила свое предназначение, полноценно включившись в смысл более широкого космического плана, который заключается в уподоблении людей Богу и достижении ими святости, — т.е. в исторической реализации дела Христова[22].

В то, что Россия, несмотря ни на какие свои исторические грехи и падения, несмотря ни на какие преступления и неправды перед Богом, все же осуществляла дело Христа в человеческой истории, исполняя таким образом свое предназначение, — в это верили и русские святые, и лучшие представители русской культуры. Именно верили, потому что эта истина открывается лишь верующему христианскому сердцу, верующей православной душе. Именно это имея в виду, Ф.М.Достоевский сказал известные, достаточно резкие слова:

«Кто не понимает православия, тот никогда и ничего не поймет в народе. Мало того: тот не может и любить русского народа»[23].

Помимо главного источника русского мессианизма – христианства и православия – имеются еще и второстепенные. Не последнюю роль из них играют факторы географические и геополитические. Россия имеет уникальное положение на нашей планете. Если говорить в терминах классической геополитики, то территория, которую она занимает, есть «географическая ось планеты» и некоторый своеобразный центр мира.

Эти идеи впервые научно оформил и огласил в начале ХХ века английский географ Хэлфорд Джордж Маккиндер (1861–1947) в своем докладе «Географическая ось истории», ставшем классикой геополитической науки. По Маккиндеру, наиболее выгодным геополитическим положением для любого государства является положение центральное, такое, какое, например, имеет Германия в западной Европе. Если же мыслить в масштабах всей планеты, то ее центром является Евразия, континентальные области которой Маккиндер называет «сердцевиной мира» (heartland) и считает, что это самая удобная территория для распространения своего влияния на весь мир. Исходя из того, что эта территория практически совпадает с территорией России, Маккиндер делает вывод, что

«в этом мире она занимает центральное стратегическое положение, которое в Европе принадлежит Германии»[24].

Примерно так же оценивал географическое положение России и другой классик геополитики – Карл Хаусхофер (1869 – 1946), который, правда, считал, что для полноценной «осевой» роли Россия нуждается в союзе с Германией. Также и из русских политических мыслителей многие разделяли эту точку зрения. Например, но мнению известного евразийца П.Н.Савицкого,

«Россия-Евразия, расположенная на срединной континентальной части Старого Света, имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться «срединным» государством. «Срединность» России отличается от срединности Германии, выделяемой в западно-европейской геополитике. «Срединность» Германии ограничивается Европой, которая представляет собой лишь западный мыс Старого Света. Россия же является центром всего Старого Света»[25].

Итак, центральным материком на планете, можно сказать даже — единственным материком, материком по преимуществу, является Евразия. Прочие же материки (за исключением, может быть, Африки) есть лишь острова, расположенные на периферии по отношению к Евразии, по отношению к heartland.

Сегодня многие геополитики говорят о том, что Атлантическая, морская по преимуществу, западная цивилизация, расположенная на некоторых из таких мировых островов и доминирующая в мире на протяжении последних веков, не может (несмотря на все свои претензии и усилия в этом направлении), стать тем связующим мировым центром, вокруг которого бы объединились все прочие геополитические единицы планеты, — не может, несмотря ни на какие свои богатства и совершенство технологий. Современный исследователь пишет:

«Век сей (мир сей) в принципе не может быть организован вокруг водной океанической пустыни как своего центра. Центрами социально-экономического и государственно-административного развития крупных мировых регионов в эпоху достижения экологического предела (при всем значении прибрежных полос и колец, а также островов) могут быть большие континентальные пространства: суша, а не море, твердь, а не хлябь. И центром центров выступает при этом материковая сердцевина мира»[26].

А на этой «материковой сердцевине мира» расположена, как известно, Российская федерация.

Далее В.И.Максименко в той же статье говорит о том, что, несмотря на целый ряд неблагоприятных экономических и политических факторов, действующих в России на рубеже ХХ–ХХI веков, ее роль как континентального центра планеты еще более усилилась:

«Есть факт, нередко игнорируемый, увы, политическим сознанием, но от этого не менее капитальный с точки зрения построения адекватной модели мира и перспектив стабилизации международного положения в XXI в.: несмотря на распад СССР, «осевое» положение Российского государства в Евразии и мире в 90-е гг. объективно обновилось и в этом обновленном виде стало еще более значимым, чем прежде»[27].

Для такого возрастания имеются объективные исторические, политические, географические причины, действующие в современном мире, из которых автор указывает важнейшую:

«Обновление «осевой» роли России в мировой геополитике на пороге XXI в. связано не с идеологическими мнимостями (вроде «возвращения в лоно мировой цивилизации» или «интеграции с мировым сообществом»), а с жесткой реальностью достижения планетой экологического предела и обострения всех видов борьбы за контроль за мировыми ресурсами»[28].

Таким образом, причины возрастания России,  как центра и оси планетарного значения, как это видно, есть причины чисто физического, онтологического характера, т.е. такие, которые действуют неотвратимо. В качестве своеобразного «доказательства от противного» возрастания этой роли автор указывает на тот факт, что и соперники и недруги России прекрасно осознают этот процесс и пытаются ему противодействовать. Так, например, З.Бжезинский (цитировать которого стало устойчивой традицией в тех случаях, когда хотят проиллюстрировать типичную точку зрения заклятых врагов России) прямо говорит, что на евразийской осевой территории должен восторжествовать «геополитический плюрализм», под чем следует понимать «расчленение России».

Исходя из такого «осевого» своего положения, Россия, как никакая другая страна, способна играть роль объединителя и соединителя всех стран света, Востока и Запада, Севера и Юга, народов и культур. И следует сказать, что и всегда она играла в истории такую роль. Помимо географического положения этому способствовал еще один природный фактор – открытость и доступность со всех сторон русской территории.

«С первых же веков своего существования, — пишет И.Ильин, — русский народ оказался на отвсюду открытой и лишь условно делимой равнине. Ограждающих рубежей не было; был издревле великий «проходной двор», через который валили «переселяющиеся» народы, — с востока и юго-востока на запад… Возникая и слагаясь, Россия не могла опереться ни на какие естественные границы»[29].

Благодаря этой открытости весьма многие народы и культуры вошли в Русское государство за века его истории, вошли, по Ильину, не будучи завоеваны и покорены силой оружия (хотя, конечно, без войн не обошлось), но вошли органически, сохранив каждый свое лицо и свою культуру:

«Слагаясь и возрастая… Россия превратилась не в механическую сумму территорий и народностей, как это натверживают иностранцам русские перебежчики, а в органическое целое»[30].

Самая главная из соединительных и объединительных потенций России реализуется по линии Запад – Восток, Европа – Азия. Издревле, с самого начала своего существования, Россия заключала в себе элементы европейские и азиатские, была носителем и проводником духа и идей как западной, так и восточной половин мира.

«Россия не есть только национальность, — писал Н.А.Бердяев, — Россия – целый мир, почти что часть света. И в ней, бесспорно, произошла встреча Востока и Запада, в ней есть два элемента, которые и соединялись между собою и ведут между собою борьбу. Россия есть Востоко-Запад и в этом источник сложности и мучительности ее судьбы…»[31]

До России подобную объединяющую роль играла Византийская империя, однако на локальном уровне некоторого внутреннего евро-азиатского региона, тогда как Россия играет эту роль уже на уровне глобальном и общепланетарном.

Вышеуказанные естественно-географические факторы и роль объединителя континентов, народов и культур оказали сильное влияние на самую душу русского человека, сформировав в ней многие черты характера, способствующие осуществлению этой роли, главная из которых – способность понять и принять другого – другого человека, другой народ, другую культуру.

«Есть соответствие, — пишет Бердяев, — между необъятностью, безграничностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безграничность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине»[32].

Именно эта широта души, по-видимому, обусловила свойственную для русского характера способность вместить чужую культуру, чужую позицию, чужую идею, отозваться на нее, сочувствовать ей, способность даже воплотить себя в ней, не потеряв при этом самого себя.

«Это есть способность вместить в себя все пространства земли и неба, все диапазоны звуков, все горизонты предметов, все проблемы духа – объять мир от края и до края»[33].

Вероятно, именно в этом смысле Достоевский в своей известной пушкинской речи говорил, что

«ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено»[34].

В качестве яркой иллюстрации этой всечеловеческой отзывчивости Достоевский приводит творчество Пушкина:

«Нет, положительно скажу, не было поэта с такой всемирною отзывчивостью, как Пушкин, и не в одной только отзывчивости тут дело, а в изумляющей глубине ее, а в перевоплощении своего духа в дух чужих народов, перевоплощении почти совершенном, а потому и чудесном, потому что нигде ни в каком поэте целого мира такого явления не повторилось. Это только у Пушкина, и в этом смысле, повторяю, он явление невиданное и неслыханное, а по-нашему и пророческое, ибо… ибо тут-то и выразилась наиболее его русская национальная сила, выразилась именно народность его поэзии, народность в дальнейшем своем развитии, народность нашего будущего, таящегося уже в настоящем, и выразилась пророчески. Ибо что такое сила духа русской народности, как не стремление ее в конечных целях своих ко всемирности и ко всечеловечности?»[35]

Следующий источник русского мессианизма проистекает из той геополитической, а правильнее было бы сказать георелигиозной, геохристианской роли, которую играло Русское государство, бывшее в течение долгих веков могучим оплотом православия, хранителем небесной истины и неповрежденной веры, и это в то время, когда пала Византийская империя и православие было во всем оставшемся мире гонимо и уничтожаемо. Исключительность такой роли всегда была очевидна для любого исследователя, в том числе и для исследователя западного. Вот, например, что пишет известный английский историк А.Дж.Тойнби:

«…после того, как Болгария, Сербия и Восточная Римская империя были стерты с политической карты, Московия продолжала жить как единственный выживший представитель восточного христианства и единственный блюститель православной веры»[36].

И еще он же:

«…не подлежит сомнению, что опыт государства, оказавшегося к 1461 г. единственным независимым поборником Православия, вселил в русских убеждение, что Россия – святая страна с уникальной судьбой, и Россия действительно стала такой, превратившись в сердце и цитадель православного христианства вместо отдаленной провинции, какой она была изначально»[37].

Совершенно очевидно и естественно, что такое положение, такая исключительная роль сформировали особенное русское самосознание, в чисто внешней историософско-политической форме выразившееся как известная идеология Москва – Третий Рим[38], которая отнюдь не является плодом национальной гордыни и самолюбия русских, но есть простое осознание той действительно необычной роли,  уникального исторического бремени, которое Промыслу угодно было возложить на русский народ, простое сознание, того, что

«Россия несет в себе драгоценность, которой нет нигде больше, – Православие… она – хранительница Христовой истины… настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других народах»[39], как писал Достоевский.

Таким образом, подводя краткий итог всему сказанному, можно констатировать, что русский мессианизм имеет для себя объективные причины, однако причины эти коренятся не в исключительных качествах русского народа как такового, но в том сокровище, которое дано ему на сохранение, т.е. в святом православии. Это призвание находит параллель  с известной Евангельской притчей о призвании на царский брачный пир нищих, убогих, безродных, после того как богатые, умные и знатные отказались прийти. Совершенно очевидно, что эти нищие стали богаче знатных, стали впереди них, хотя сами по себе они, может быть, совсем даже и не лучше были богатых, и их заслуга заключалась лишь только в том, что они откликнулись на Божий призыв.

Что же касается естественно-географических предпосылок русского мессианизма, то понятно, что и они не являются заслугой русского народа, но также присущи ему волей Провидения.

---

[2] Соловьев В.С. Чтения о Богочеловечестве. Спб., 2000, с. 88.

[3] Там же, с. 89.

[4] Если греки иногда как будто и наделяют свой Логос личностными свойствами, то нужно помнить, что это они делают в значительной степени искусственно-механически, и декларированная таким образом личность Высшего начала не есть Его истинная личность, но лишь маска, идол, двойник.

[5] Соловьев В.С. Русская идея. Соч., т. 2, М., 1989, с. 223.

[6] «Христианство было величайшим духовным переворотом в истории человечества, самой большой внутренней революцией, пережитой человечеством. С явлением Христа начинается не только новая историческая эпоха, но и новая космическая эпоха»[6], — пишет другой русский мыслитель, Н.Бердяев.

[7] В.Соловьев. Чтения о Богочеловечестве. Спб., 2000, с. 161.

[8] Цит по: Гулыга А.В. Русская идея и ее творцы. М., 2003, с. 120.

[9] То, что они не видели смысла, не означает, однако, что смысла не было. У Бога не бывает бессмысленных народов.

[10] Бердяев Н.А. Смысл истории.М., 2002, с. 35.

[11] Там же, с. 31-32.

[12] Бердяев Н.А. Смысл истории.М., 2002, с. 33.

[13] Бердяев Н.А. Смысл истории. М., 2002, с. 37-39.

[14] В свете этого становится понятным, почему принято в некотором смысле говорить, что такие страны, как Индия или Китай, были как бы выключены из мирового исторического процесса, не участвовали в нем, — ведь настоящая осмысленная динамичная история есть история, цель которой – Христос. Индия же и Китай и в новозаветное время продолжали оставаться в основном чуждыми христианства, а потому и чуждыми подлинной истории.

[15] При этом нужно иметь в виду, что принадлежность к Церкви того или иного народа не есть какой-то постоянный статус, он может сильно изменяться – одни народы входят в Церковь, другие же, некогда войдя в нее, со временем могут от нее отпасть, уклонившись от Евангельского пути по разным причинам (ересь, раскол, соблазны богатства, власти, земной цивилизации, гонения и т.п., — см. Евангельскую притчу о сеятеле), — и в этом случае такие народы также утрачивают подлинный смысл и динамику истории, устремленной к небесной цели, выпадают из этого потока, срываясь на лишенное смысла античное круговое историческое движение.

[16] В.Иванов. Лик и личины России. М., 1995, с. 332.

[17] Впрочем, не навсегда отпал еврейский народ от этого своего предназначения, но лишь до времени – до времени принятия Христа, что, по свидетельству Священного Писания, неизбежно должно случиться (Рим.11).

[18] Цит. по: Р.Лаут. Что говорит нам Достоевский сегодня?//Общественные науки, 1990, №1, с. 209. Достоевский считал, что главная школа христианства, которую прошел русский народ, «- это века бесчисленных и бесконечных страданий, им вынесенных за всю историю, когда он, оставленный всеми, попранный всеми, работающий на всех и на вся, оставался лишь с одним Христом – Утешителем, Которого и принял тогда в свою душу навеки, и Который за то спас от отчаяния его душу!» Цит. по: Прп. Иустин Попович. Достоевский о Европе и славянстве. М. – СПб., 2002, с. 220.

[19] В.Иванов. О русской идее.//Русская идея. Сб. стт. Под ред. М.А.Маслина, М., 1992, с. 238.

[20] В.В.Розанов. Уединенное. М., 1998, с. 443.

[21] Архимандрит Софроний. Рождение в царство непоколебимое. М., 2001, с. 105.

[22] В соответствии с этим дело спасения человечества представляется подобным поднятию с морского дна затонувшего корабля, — его поднимают на тросах, зацепленных за некоторые пригодные для этого точки его поверхности. Применительно к человечеству эти точки – святые угодники, а тросы – лучи спасающей мир Благодати Божией. Жесткие конструкции корабля  — это праведники, добродетельные, верующие, церковные люди; конструкции менее жесткие – люди далекие от Церкви; прогнившие же части – плененные грехом. Таким способом мир, подобно кораблю, может быть спасен. Однако, как при подъеме корабля от него могут отломиться и снова пойти ко дну те его части, которые прогнили и не имеют по этой причине прочной связи с корабельной конструкцией, так и в деле спасения человечества – отдельные части общечеловеческого организма могут по причине своего закоснения в грехе отломиться при подъеме и снова погрузиться на морское дно, оказавшись, таким образом, неспасенными.

[23] Цит по: В.Иванов. Лик и личины России. М., 1995, с. 347.

[24] Хэлфорд Дж. Маккиндер. Географическая ось истории.//Классика геополитики. ХХ век. М., 2003, с. 27.

[25] Цит. по: Н.А.Нартов. Геополитика. М., 2003, с. 121.

[26] В.И.Максименко. Координаты современности.//Глобальное сообщество: новая система координат. СПб, 2000, с. 276. Под  достижением «экологического предела» здесь и далее следует понимать острое осознание и опытное переживание современным человечеством в последние века и особенно десятилетия ограниченности поверхности земного шара, конечности жизненного пространства.

[27] Там же, с. 278.

[28] Там же, с. 278.

[29] И.А.Ильин. Россия есть живой организм.//Русская идея. Сб. под ред. М.А.Маслина, М., 1992, с. 431.

[30] И.А.Ильин. Россия есть живой организм.//Русская идея. Сб. под ред. М.А.Маслина, М., 1992, с. 431.

[31] Н.А.Бердяев. Восток и Запад.//Путь, 1930, №23, с. 103.

[32] Н.А.Бердяев. Русская идея. М., 2002, с. 14.

[33] И.А.Ильин. Пророческое призвание Пушкина.//Пушкин в русской философской критике. Сб.,М., 1990, с. 344-345.

[34] Достоевский Ф.М.  Пушкин.// Русская идея. Сб. стт. Под ред. М.А.Маслина, М., 1992, с. 146.

[35] Достоевский Ф.М.  Пушкин.// Русская идея. Сб. стт. Под ред. М.А.Маслина, М., 1992, с. 144. Интересно, что даже и после катастрофы 1917 г. это стремление «ко всечеловечности» отнюдь не угасло, а трансформировалось (выродилось?) в идеологию коммунистического интернационализма.

[36] Тойнби А.Дж. Постижение истории, т. 12.//Цивилизация перед судом истории. М., 2003, с. 225.

[37] Там же, с. 226.

[38] Эту геополитическую роль хранителя православия Россия сохраняла даже после беспрецедентного катаклизма октябрьской революции в условиях страшных гонений на Церковь и жесточайшего государственного атеистического террора. Тот же Тойнби писал в 1961 г.: «Второй этап вестернизации, начавшийся в результате коммунистической революции 1917 г., видимо, глубже затронул российскую жизнь, чем Петрова революция, и, без сомнения, произвел большее разрушение византийских глубинных основ российской жизни. Хотя и сейчас, полвека спустя после последней вестернизирующей революции, Православная Церковь все еще является мощной силой в России, и ее выживание там подразумевает, что византийское мировоззрение сохранилось». См. Тойнби, указ. соч., с 222.

[39] Цит по: Прп. Иустин Попович. Достоевский о Европе и славянстве. М. – СПб., 2002, с. 213-214.