Наша судьба, судьба русских людей двадцатого века — беспримерна по своей тягости. Впервые в истории мобилизовались такие силы зла; впервые изобретены приемы такого террора, компрометирущего самое здоровое начало государственности; впервые создан заговор такого интернационального охвата, такого подрыва, такой злодейской меткости, такой неисчерпаемой одержимости. Все это импонирует людям духовно-слабым, людям «карьеры во что бы то ни стало», людям жадным и порочным; и доселе еще мы видим и среди иностранцев, и среди русских людей единичные и групповые «оползни». Иногда даже кажется, как будто из самой земли встает некий черный туман соблазна, одурманивающий людей, застилающий в них начала чести, совести и верности. И обычно бывает так, что люди опоминаются и отрезвляются только тогда и там, где их накрывает тоталитарное рабство; и тогда они с ужасом убеждаются, что время упущено, что остается или покоряться рабству, или идти на смерть в бесплодных протестах.
Нам, понявшим эту опасность мирового разложения и порабощения тридцать три года тому назад и сделавшим за это время все возможное для ее разъяснения, преодоления и предотвращения, бывает подчас несказанно больно и горько на душе. Больно за родину, за нашу чудесную и славную Россию, столько вынесшую в истории, преодолевшую столько трудностей и опасностей, и создавшую единственную в своем роде национальную культуру, — целое богатство религиозной святости, личных характеров и подвигов, целый поток глубокомыслия, глубокочувствия и прекрасного искусства, и все это из особого национально-духовного акта. Горько за русских людей, или порабощенных и (что всего ужаснее!) постепенно приобретающих привычку к рабству и тирании, или же рассеянных по чужим землям и народам на положении бесправных, подозреваемых, еле терпимых чужестранцев. Больно; и горько; и стыдно за наше гнилое время, и за недостаток людей с духовным хребтом и характером; и тревожно за поколения, разучающиеся любить и веровать.
Чтобы бодро и действенно выносить весь этот поток горя и унижения, мы должны твердо верить в нашу духовную правоту и в грядущее возрождение России. Мы имели долгие годы и бесчисленное множество оснований и поводов для того, чтобы пересмотреть нашу основную линию — линию верности национальной России и отвержения тоталитарного коммунизма. И каждое углубление мысли, каждое событие, по-новому освещавшее окружающие нас сумерки, каждое новое крушение нового государства удостоверяло нас в том, что линия наша была верна от самого начала. И ныне каждый новый час истории приносит нам и всему миру новые доказательства нашей исконной правоты и новые сообщения о прозревающих и вот уже прозревших людях.
Мы были правы, поднимаясь за родину и отдавая за нее все свое; ибо люди без родины становятся исторической пылью, блеклой осенней листвой, гонимой с места на место и втаптываемой чужеземцами в грязь. Мы были правы, отстаивая нашу религиозную веру, ибо у безбожных и отреченных людей разлагается самая сердцевина их духа и совести, высыхает и деморализуется их наука, развращается их искусство, разлагается их семья, выдыхается их культура. Мы были правы, обороняя нашу свободу, ибо вот, в тоталитарных государствах человек теряет свою личность и независимость, он становится рабом государства, застращенным льстецом, покорным подголоском, лишенным собственных убеждений. Мы были правы и тогда, когда не ждали никакого спасения для России от республиканской формы: ибо на наших глазах февральская республика быстро развалила Россию и армию, скомпрометировала и растратила государственную власть, разнуздала вожделения и развалилась от первого внутреннего толчка, которому не умела и не хотела противопоставить ничего; а октябрьская республика быстро выродилась в самую ужасную тиранию, которую когда-либо видела человеческая история. Мы были правы, последовательно отвергая социализм и коммунизм, ибо вот всюду, где проводится такой режим, люди начинают догадываться, что у них не просто отнято имущество, но что у них экспроприирована творческая инициатива труда и заработка, что этот режим противоестественен, насильственен и неизбежно тоталитарен; люди начинают прозревать, что частная собственность присуща человеку так, как его собственное тело, и необходима ему, как основа его трудовой самостоятельности.
Мы были правы, когда увидели в революции не спасение, а смертельную опасность; когда не приняли тех соблазнов бесчестия, которым тогда уступили столь многие; когда отказались от непротивления и приспособления… И особенно мы были правы тем, что не потеряли веру в духовные силы нашего народа и в его грядущее возрождение. Оно придет, оно начнется, ибо оно и теперь уже готовится в глубине народной души: и в тех русских людях, которые оставаясь на родине, сумели сохранить верность ей и веру в нее; и в тех, которые выпивают до дна всю унизительность своих компромиссов и накапливают в сердце патриотический гнев; и в тех, которые своими гнусными делами протирают насквозь, до дыры, до предпогибельного, сатанинского провала злодейское начало, заложенное в терроре, в коммунистической пошлости и в тоталитарной лжи.
Медленно зреет обновление. Это созревание состоит в том, что колеблющиеся и отпавшие возвращаются на нашу стезю, — на путь патриотизма, свободы, верности и национальной государственности, с тем, чтобы мы могли найти в них своих братьев. Не знаем, когда пробьет этот час, но знаем, что он пробьет и что это будет праздник нашего всенародного оправдания.
Таковы два великие утешения, укрепляющие нашу стойкость и дающие нам великую бодрость: это великое благо жизни — сознавать свою правоту; это великая отрада — уверенно ждать того часа, когда Россия воспрянет, освободиться и возобновит свой величавый исторический ход.